Путь Кассандры, или Приключения с макаронами
Шрифт:
– Спасибо тебе, Санька… Ты даже не представляешь, какой камень ты сейчас сняла с моего сердца.
– Честно говоря, бабушка, я все время считала, что это какая-то макаронная контрабанда. Я ведь знаю, что существует черный рынок продуктов, косметики, нестандартной одежды и прочих вещей, которые не производятся нашей экономикой, и я думала, что ты… ну как бы…
– Спекулирую макаронами?
– Да, вот именно. И я думала, что это для того, чтобы сохранить побольше денег на своем счету; я знаю, что твои деньги – твоя свобода. А теперь я думаю, что ты очень храбрая.
– Вообще-то, честно говоря, это не единственный монастырь, которому я помогаю.
– Ох, бабушка, бабушка!… Скажи мне, эти монахини действительно так бедны, что им без твоей постоянной помощи никак не обойтись? Нельзя им просто один раз пожертвовать какие-то ценности, что-то из твоих драгоценностей, например, и пускай они сами потом обменивают их на еду.
– Им нужны макароны, а не деньги. Не думай, что Мировое правительство не знает о существовании черного рынка и не контролирует его. Одним разрешено им пользоваться, а другим за то же самое грозит немедленный арест.
– Разрешено членам Семьи?
– Им в первую очередь. Семье разрешено практически все. Коли члены Семьи не будут иметь таких привилегий, которые позволяют им жить особой жизнью и чувствовать себя на голову выше прочих сограждан, они не станут так преданно служить своему Мессии. Привилегии – основа существования любой элиты.
– А почему монахини так любят макароны?
– Ну, дорогая, это уже совсем другая история. Вот приедет мать Евдокия, ты у нее и спроси. Она как раз за макаронами к нам и едет.
– Подумать только, я увижу настоящую монахиню!
– А тебе интересно с ней познакомиться?
– Конечно! Во-первых, я хочу видеть твоих друзей, а во-вторых, у меня тут чисто профессиональный интерес: вдруг когда-нибудь мне понадобится воспроизвести для Реальности облик настоящей монахини. Это же такая экзотика!
– Ну-ну, – сказала бабушка. – А ведь каких-нибудь сто лег назад это вовсе не было экзотикой: в те времена не было русской семьи без монаха или священника в роду…
– Ну, уж в царской-то семье, наверно, не было!
– Родная сестра последней царицы была настоятельницей монастыря, Марфо-Мариинской женской обители. И до нее в царском роду были монахи и монахини.
– А в нашем роду?
– С обеих сторон. На Афоне, до самого его конца, жил родной дядя твоего деда, иеромонах Евстахий, а моя бабушка была игуменьей в новгородской обители. Ее звали матушка София, она погибла мученической смертью в тридцатых годах прошлого столетия.
– Не в ее ли честь вы так назвали мою мать?
– Ты угадала. Но, к сожалению, твою мать это не спасло. Много у пашей семьи молитвенником на небесах, но много и грешников, умерших без покаяния, и теперь их всех надо отмаливать. А молиться-то некому, кроме монахов да меня, старой…
Бабушка задумалась, склонив голову и опустив руки. Я тоже молчала, не зная, чем ее отвлечь и утешить. Наконец вспомнила безотказное средство.
– Бабушка! Я
– Ох, детка моя, что ж ты раньше не сказала?
Бабушкину меланхолию как рукой сняло, и мы стали вместе варить на ужин… нет, не макароны, а гречневую кашу, которую бабушка считала для меня очень полезной.
Мать Евдокия приехала ночью, когда я спала. Утром я спустилась в кухню и увидела за столом напротив бабушки довольно молодую женщину в длинном черном платье с широким кожаным поясом и в какой-то белой накидке на голове, оставлявшей на виду одно лицо. Я остановилась в дверях, не зная, остаться мне или лучше уйти. Но потом увидела на столе третью чашку и прошла к столу.
– А это, как я понимаю, ваша Санечка, – сказала монахиня звонким, каким-то детским голоском. – Доброе утро, Кассандра!
– Доброе утро, – буркнула я, садясь на свое место.
– Елизавета Николаевна всегда рассказывала про свою внучку, когда приезжала в монастырь. Сестры мне позавидуют, когда я скажу им, что повидала легендарную Санечку!
– Так про меня еще и все ваши монахини знают?
– Не только знают, но и молятся за вас.
– Бесконечно им благодарна. Тем более что я их об этом никогда не просила.
Мать Евдокия внимательно на меня посмотрела, улыбнулась краешками туб и ничего больше не сказала.
– Пей кофе, Саня. Хочешь хлеба с медом? Мать Евдокия привезла нам в подарок монастырского меда.
Я поняла, что бабушка огорчена моим недружелюбием и решила исправиться.
– У вас есть пчелы в монастыре? – спросила я мать Евдокию. – Я слышала, что там, где есть обычные пчелы, обязательно появляются и пчелы-убийцы.
– Нам они, слава Богу, пока не докучают, – и она повернулась к бабушке, продолжая прерванный разговор. – А еще, Елизавета Николаевна, мать Фаина просила поблагодарить вас за теплый платок, теперь она не мерзнет за свечным ящиком.
– Как она? Не болеет?
– Вы же знаете, Елизавета Николаевна, что после потопа в обители никто не болеет. Мать Ангелина даже переживает по этому поводу и жалуется матушке: "Вот теперь я после такого-то перерыва снова могу исполнять послушание медицинской сестры, а никому теперь это не нужно".
– И все-таки трудно будет вашим старушкам, если придется покидать обитель и куда-то переселяться. Здоровая старость все равно старость, по себе знаю.
– Все в воле Божией. Но пока, слава Богу, живем в своих стенах. Да, еще вам поклон от матери Полины. Она спрашивает, нет ли у вас случайно каких-нибудь известий о ее сыне?
– Нет, к сожалению. Последние слухи об Андрее дошли до меня через митрополита Марка, но я матери Полине уже сообщала, что сын ее теперь иеромонах. Знаю только, что никаких гонений на Православие в России нет.
– Слава Богу!
– Зато в Европе упорно ходят слухи о том, что в Россию готовится вторжение под видом освобождения европейских и американских беженцев. Вот уж для кого вторжение в Россию будет еще одной Катастрофой, тем более, что это будет сделано будто бы для их спасения из плена "православных дикарей".