Путь Кассандры, или Приключения с макаронами
Шрифт:
Я поглядела в ту сторону. Юная женщина а сером платье сидела, спокойно сложив руки па коленях и задумчиво глядя на флейтиста большими серыми глазами. Мелодия была плавной, чистой и немного печальной. Я подумала, что в нашем рыцарском замке она имела бы успех. Я закрыла глаза и попробовала представить себе свою Реальность, лица Эрика, Ланса, Энеи, но они так и не выплыли из моей памяти. Мне стало грустно, что я их так легко позабыла. прощайте, милые дамы и рыцари, и простите, что мне теперь совершенно не до вас…
Потом замужняя красавица в сером платье взяла гитару, и они с отцом
– Когда-то Татьяна с Виталием были бродячими музыкантами. Они ездили по городам всей Европы и играли на улицах, – тихонько рассказывала мать Евдокия. – Так они помогали матери Ольге собирать деньги на строительство православной церкви в Барселоне, а когда собрали и построили, к власти как раз пришел Мессия. Церковь сожгли, а им пришлось бежать сюда.
– Они тоже отказались от принятия персонального кода?
– Здесь нет ни одного человека с печатью Антихриста. Татьяна, спойте для нас какую-нибудь из своих песен!
Татьяна кивнула и сказала:
– Я спою, если дети мне помогут. Какую песню споем, дети?
– Про лошадок, тетя Танечка, про лошадок! – закричали дети. Она немного подстроила гитару и запела негромким чистым голосом, а дети ей тихонько и слажено вторили. Они пели:
Вдоль заката проходили лошади И губами трогали закат. Были лошади людьми заброшены Не за прегрешения – за так. Без работы спины стали гладкими, Позабыли про седло и кнут. Только нет, теперь уж их «лошадками» Дети никогда не назовут, И не выйдут ласковые женщины Хлебом-солью встретить у ворот… Тяжко им, неназванным, не встреченным, И не в радость им солнцеворот. Иногда они пройдут над кручами, Где шуршит из-под копыт руда, И стоят, и, спрятавшись за тучами, Издали глядят на города, На мертвые пустые города…Когда кончили играть и петь, началась общая беседа. Мать Евдокию расспрашивали о том, что творится в мире, а она отвечала. Смысл их разговоров, как и следовало ожидать, сводился к тому, что люди живут все хуже, а конец света все ближе. Жаль, конечно, было этих людей, которые мучаются сами и мучают своих детей, веря нелепым пророчествам и прячась в горах от настоящей жизни, но, видя их спокойные и какие-то просветленные лица, я понимала, что они счастливы в своем безумии и что никто, конечно, не в силах разубедить этих симпатичных фанатиков. Пригревшись, я снова начала клевать носом. Бесконечная горная дорога поплыла у меня перед глазами, а вдоль нее стояли мертвые каменные дубы…
– А вы совсем спите… Устали? Я очнулась и подняла голову. Надо мной склонилась Татьяна. – Вам пора на отдых.
– Да, хорошо бы… Скажите мне только, а каким
– Это Мамврийский дуб, так его наши дети прознали. Они верят, что пока хотя бы одна ветка этого дуба остается зеленой, мир еще живет. Они носят ведрами воду из нашего источника и с молитвой поливают его.
«И дети у них сумашедшенькие…» – я откровенно зевнула.
– Вам спать пора, – улыбнулась Татьяна. – Мать Ольга, гостья наша устала. Куда ее проводить?
– Проводи наверх. Уложи ее вместе с младшими, там теплее. Спокойной вам ночи, Кассандра!
Татьяна взяла со стола свечу и повела меня на второй этаж дома. По дороге я попросила ее повторить мне слова песенки про лошадей, я решила запомнить ее для бабушки. Татьяна остановилась на площадке лестницы и вполголоса спела мне свою песню от начала до конца, а потом сказала:
– Запомнили? Спойте ее Елизавете Николаевне от меня в подарок. А я, когда теперь стану ее петь, буду говорить, что песня посвящается Елизавете Саккос.
Мне было приятно это слышать, я поблагодарила красавицу.
Татьяна открыла передо мной низкую дверь, и мы вошли в комнату, где стояли рядком несколько кроватей – оттуда доносилось мирное посапывание спящих ребятишек. Тут же оказалась свободная кровать, на которую меня Татьяна и уложила. Я тотчас провалилась в глубокий сладкий сон.
– Тетя, тетя! Вставайте, часы скоро кончатся!
Я высунула голову из-под теплого одеяла. Девочка лет пяти-шести стояла рядом и тревожно глядела на меня.
– Ты хочешь сказать, что уже поздно и пора вставать?
– Ну да. Часы скоро кончатся.
– Часы, детка, не могут «кончиться» – они могут только остановиться.
– Нет, тетя, часы скоро кончатся и начнется литургия. Идемте скорей в церковь!
Ах, вот оно что! Бедные дети…
– А ты не знаешь, где мать Евдокия?
– Знаю. Она поет на клиросе. А вы разве в церковь не пойдете?
– Нет, детка, не пойду.
– Вы заболели?
«Увы, больные тут все, кроме меня», – подумала я, но вслух сказала:
– Да, девочка, у меня ужасно болит голова. Шла бы ты помолиться!
– Я пойду и скажу матери Ольге, что вы заболели. Она вам даст малинового варенья. Бабушка Лиза прислала нам банку малинового варенья, и теперь когда кто заболеет – будет есть малину!
– А здоровым не дадут?
– Нет. Бабушка Лиза уже старенькая, она не может собрать для нас много малины. А еще у нее нога болит. Она сломала тазобедренный сустав. Но она уже выздоравливает, потому что все наши дети за нее молятся.
– Ты замечательно разбираешься в медицине. Ты, наверно, врачом хочешь стать, когда вырастешь?
– Я подумаю. Я еще не решила. - Она постояла, подумала, а потом добавила грустно: – А варенья даже больным не хватает, так мать Ольга говорит.
– В следующий раз, когда я к вам приеду, я привезу тебе целую банку малинового варенья.
– Вот хорошо! Тогда его всем больным хватит, даже взрослым. Мама недавно кашляла, а варенья не было… Ладно, вы еще поспите, а я пойду в церковь и помолюсь за вас. Вас как зовут?