Путь Короля. Том 2

Гаррисон Гарри

— Ну вот, — сказал Бранд, оглядывая вдруг опустевшую площадь. — Думаю, если мы сейчас поедем себе потихоньку… Вот только соберем всякие полезные вещи, что валяются здесь, например, этот меч — ведь он тебе, Вигдьярф, больше не нужен, правда? Для настоящего drengr*а ты всегда был немножечко слишком жесток с женщинами, так я считаю. И вот пришла твоя смерть.

— Разве мы не собираемся поднять бедного Кутреда? — негодующе спросила Эдтеов. — Ведь он всех нас спас.

Бранд неодобрительно покачал головой:

— Думаю, лучше бы нам с ним не связываться.

Кутред недвижно валялся в грязи в пятидесяти ярдах вниз по ведущей из городка улице, рядом с ним лежали две отрубленные головы, руками он вцепился в их длинные волосы. Шефа вдруг подтолкнул

Ханд, который изумленно уставился на левое бедро берсерка, куда пришелся мощнейший удар Вигдьярфа.

Очень глубокий разрез, длиной в шесть дюймов, в глубине его виднелась белая кость. Но подобно разрезу в неживом мясе, лишь легкие следы крови.

— Как это получилось? — вопрошал Ханд. — Как может человек не истечь после этого кровью? Бегать с разрезанными мышцами?

— Я не знаю, — сказал Бранд, — но я видел такое и раньше. Это и делает берсерка берсерком. Говорят, будто сталь их не берет. Берет, еще как берет. Но они этого не чувствуют. Некоторое время. Что ты делаешь?

Ханд, достав иглу и нить, сделанную из кишок, начал зашивать края разреза, сначала приметал их, потом вернулся и прошелся мелкими стежками, как заправский портной. В это время кровь начала сочиться, а потом и струиться из раны. Он закончил шить, забинтовал ногу, перевернул раненого и закрыл ему веки. Удивленно покачал головой.

— Кладите его на лошадь, — распорядился Ханд. — Он должен был уже умереть. Но, по-моему, он всего лишь крепко спит.

Чтобы избавиться от отрубленных голов, ему пришлось взяться за нож и отрезать волосы, крепко зажатые в кулаках Кутреда.

* * *

— Да, — сказал Бранд рассудительно. — Существует уйма рассказов про берсерков. Хотя сам я большинство из них не принимаю всерьез.

Они вот уже несколько дней ехали вдоль горного хребта, сначала тропа вела вверх, потом недолго по относительно ровным местам, а теперь начался спуск, который обещал тянуться дольше, чем подъем. Справа от них открывались долины со сверкающими реками и островками свежей зелени. Слева уклон был круче, там росли сосны и ели, а впереди виднелись снова и снова подъемы и спуски тропы, да цепи синих гор далеко впереди. Воздух, холодный и резкий, и в то же время живительный, был напоен ароматом хвои.

Позади Бранда с Шефом и присоединившегося к ним любопытствующего Ханда вереница лошадей растянулась на сотню ярдов, часть отряда ехала верхом, часть шла пешком. Людей стало больше, чем неделю назад, когда они вышли из Флаа. К едущим по опустевшей вдруг при их приближении местности англичанам то и дело присоединялись люди, выходящие из придорожных лесов на дорогу или к разведенным на привале кострам, — беглые рабы в железных ошейниках, по большей части англичане. Привлеченные слухами об отряде свободных людей, движущемся через страну под водительством гиганта и одноглазого короля и под охраной безумного берсерка, принадлежащего к их собственному народу. В большинстве приходили мужчины, и далеко не все из них трэли и керлы от рождения. Чтобы сбежать от хозяина в чужой стране, требуется решимость и мужество, свойственные английским танам и воинам — викинги при случае охотно обращали их в рабство, ценя за силу. После недолгих споров Шеф согласился принимать всех, кому удалось добраться до отряда, хотя он не стал бы специально обыскивать хутора и заставлять собственников освобождать рабов. Мужчины, да и женщины, которым удалось сбежать от норманнов, могли увеличить боевую мощь отряда. Надежды пройти по стране незамеченными больше не оставалось.

— Кое-кто говорит, что на самом деле слово означает bare-sark, — продолжал Бранд. — То есть «простые рубахи» — потому что они всегда дерутся в одной рубахе, без доспехов. Я полагаю, вы видели нашего безумного друга, — он ткнул большим пальцем назад, где Кутред, на удивление быстро оправившийся, ехал верхом. Его лошадь окружали те, чье присутствие он мог выносить. — Никакой защиты и никакого желания защищаться. Если бы мы одели его в доспехи, я уверен,

что он сорвал бы их с себя. Так что bare-sark — неплохое объяснение. Другие же говорят, что на самом деле это значит bear-sarks, «медвежьи рубахи». Потому что они как медведи — если уж полезет, ничем его не испугаешь. Но многие считают, что берсерки и впрямь, — Бранд опасливо огляделся и понизил голос, — нелюди с одной кожей, как Ивар Бескостный. Они, когда на них находит, принимают другое обличье.

— Ты хочешь сказать, они вервольфы? — спросил Шеф.

— Да, were-bears, — ответил Бранд. — Но это чепуха. Во-первых, перемена обличья — дело наследственное. А берсер-ком может стать каждый.

— А нельзя этого добиться каким-нибудь зельем? — спросил Ханд. — По-моему, есть несколько трав, от которых человек перестает быть самим собой, например, думает, что он медведь. Скажем, капелька сока белладонны, хотя в больших количествах это смертельный яд. Говорят, сок белладонны можно смешать со свиным жиром и растираться этой мазью. От этого людям начинает казаться, что они вышли из своего тела. Есть и другие травы с таким же действием.

— Может быть, — сказал Бранд. — Но ты ведь знаешь, что с нашим берсерком было не так. Он ел то же самое, что и мы, и был вполне безумен еще до еды. Не думаю, что это так уж трудно понять. Некоторые люди любят драться. Я и сам люблю — сейчас, может быть, поменьше, чем когда-то. Но раз ты любишь и привык драться, и у тебя получается, шум и крики тебя возбуждают, ты ощущаешь, как что-то распухает внутри тебя, и в этот момент чувствуешь себя в два раза сильнее и в два раза стремительней, чем обычно, ты начинаешь действовать раньше, чем поймешь, что делаешь. С берсерком бывает нечто похожее, только намного сильнее. И по-моему, до этого доходишь, только если у тебя есть особая причина. Потому что большинство людей, даже в пылу боя, где-то глубоко внутри себя помнят, каково пропустить удар, и что не хочется вернуться из боя калекой, и как выглядят твои друзья, когда ты зарываешь их в могилу. Поэтому они носят доспехи и пользуются щитом. А берсерк все это забывает. Чтобы стать берсерком, нужно, чтобы тебе не хотелось жить. Ты должен ненавидеть себя. Я знавал несколько таких людей — родившихся такими или ставших такими. Мы все знаем причину, почему Кутред ненавидит себя и не хочет жить. Он не может вынести позора из-за того, что с ним сделали. Он счастлив, только когда вымещает это на врагах.

— Ты, значит, думаешь, что и в других берсерках, которых ты знал, тоже были какие-то изъяны, — задумчиво проговорил Шеф. — Но не в их теле.

— Именно так было с Иваром Рагнарссоном, — подтвердил Ханд. — Его прозвали Бескостным из-за его импотенции, он ведь ненавидел женщин. Но с его телом все было в порядке, я сам видел. Он ненавидел женщин за то, чего не мог сделать, а мужчин — за то, что они могут то, чего он не может. Наверное, то же самое и с нашим Кутредом, только его таким сделали, а не сам он стал таким. Меня поразило, как быстро на нем заживают раны. Разрез шел через все бедро и в глубь кости. Но рана не кровоточила, пока я не перевязал ее, и зажила она, будто легкая царапина. Мне надо попытаться попробовать его кровь на вкус, нет ли в ней чего-нибудь необычного, — задумчиво прибавил он.

Бранд и Шеф с легкой тревогой переглянулись. Но тут же забыли обо всем. Дорога, огибая пирамиду камней, резко свернула влево, и за поворотом мир, казалось, раскололся надвое.

Там, далеко внизу, обширную долину окаймляла серебристая водная гладь. Превышающая размерами все горные реки, она, расширяясь, уходила к самому горизонту. Дальнозоркий моряк мог бы разглядеть на ней несколько пятнышек.

— Море, — прошептал Бранд, подаваясь вперед и хватая Шефа за плечо. — Море. И посмотри, там суда стоят на якоре. Это Гула-фьорд, а суда стоят в гавани великого Гула-Тинга. Добраться бы туда — может быть, мой «Морж» уже там. Если его не захватил король Хальвдан. Мне кажется — слишком далеко, конечно, — но я почти уверен, что вон тот крайний корабль и есть мой «Морж».