Путь Короля. Том 2

Гаррисон Гарри

Со стремительностью бойца он обернулся, заслышав за собой треск валежника. И улыбнулся при виде грациозной фигуры, приближающейся к нему между сосен.

— Мальчик уснул, — сказала Свандис. — Если он проснется, с ним Ханд.

— Подойди, посиди рядом, — сказал Шеф. — Помнишь, тогда был такой же шторм, как сегодня ночью, тогда нашу лодку принесло сюда и чуть не разбило о те скалы.

— Пять лет прошло. А ты никогда не думал… о том, чтобы вернуться?

—

Сначала — да. А сейчас очень редко.

— А я каждое утро просыпаюсь и думаю о Севере. Зимний морозец, белые снега…

— Ты хочешь вернуться?

— Иногда. А потом вспоминаю, как счастливы мы были в первую зиму, когда вместе с нами укрывался Соломон. Мы были счастливы как никогда: мы поняли, что ты выздоровеешь.

— Может быть, нам надо было постараться уехать с Соломоном к нему на родину!

— Может быть, — Свандис колебалась. Она не изменила своего мнения относительно богов, но теперь стала верить и в удачу, в руководство откуда-то свыше. — Но я думаю, что на этот козий остров нас занес счастливый ветер. И эти люди, крестьяне, ох, иногда я так на них сержусь. Но здесь тепло, вино хорошее и… ты счастлив.

— Думаю, да. Когда я опять работаю своими руками, я знаю, что мне лучше быть кузнецом, чем королем. А если я сделаю в кузнице что-то новое и необычное — что ж, мы найдем кого-нибудь, кому все это припишем. Никто не спрашивает, что сталось с Вёлундом после того, как он смастерил себе крылья и улетел. Может быть, он вернулся к своей жене-лебеди, к своей Свандис [11] , и где-то жил себе счастливо.

— И тогда знаешь что, по-моему, было главной его радостью после всех страданий, сражений и побед?

11

Имя Свандис созвучно с английским и скандинавским названием лебедя. (Примеч. переводчика.)

— Его искусство? — предположил Шеф.

— Его дети, — сказала Свандис.

— И то, и другое. Но представь себе, что он наблюдает, как другие распоряжаются его наследством. Смотрит, примостившись у огня, у кузнечного горна или у камелька. Я уже не раз это говорил. Пусть теперь другие имеют дело с Локи и Одином, с Бальдром, Христом и Ригом.

— Но раньше у тебя была власть, и ты правил на престоле.

— С этим покончено — да я и не все утратил. — Он показан на обломки колоннады, на остатки мозаичного пола рядом с ней. — Ты знаешь, что когда-то здесь был дворец, построенный одним древним римским императором? Один из двенадцати

дворцов, которые император построил на этом острове, настолько ему тут нравилось. Это было лет восемьсот назад, а местные жители говорят о нем так, словно все было вчера. Ханд говорит, его настоящее имя было Тиберий, но здесь его зовут Тимберио, будто своего родственника.

* * *

— Ты хочешь, чтобы и о тебе сохранилась такая память?

— Пожалуй. Но это не самое главное, правда? Если мир пошел по другой, лучшей дороге, как сказал Фарман, по дороге, уводящей прочь от христианского мира Скульд, тогда я счастлив. Но больше всего, — он похлопал по своей грубой рубахе, — я счастлив, что больше не ношу пектораль. Ни рабского ошейника, ни королевской короны, ни амулета богов. Для меня этого достаточно.

— И для меня тоже. — Свандис взяла его за руку, прижалась к нему. — Даже Ханд, кажется, умиротворен. Слава о нем как о лекаре расходится, дошла до Неаполя и окрестностей. К нему приезжают больные и просят вылечить. Сейчас он все пишет. Говорит, что излагает все свои познания в виде трактата. Он хочет однажды увидеть его напечатанным.

Шеф, вспомнив что-то при упоминании о печати, залез внутрь плаща и достал сложенный лист бумаги.

— Ханд всегда жаден до свежих новостей, предпочитает брать плату газетами, а не золотом. До сих пор все они были на диалекте латыни, над которым он ломал себе голову. Но взгляни-ка на эту.

Она улыбнулась, тронула свой амулет Эдды Прабабки, который носила до сих пор.

— Я изучаю старинные предания. А не римские новости и неаполитанские сплетни.

— Но это газета на английском языке — отпечатана в Лондоне. В ней рассказывается о серьезных вещах, о важных событиях…

— В ней говорится о войне?

— Нет. Повсюду мир.

— Тогда мне больше ничего знать не нужно. И у нас здесь тоже мир и покой. Наш сын подрастает с каждым днем. Мир после нескольких поколений войн. Для меня этого достаточно. А для тебя?

Шеф не ответил. Может быть, он был не в состоянии ответить. Он посмотрел на шлейф дыма от Везувия, вытянувшийся вдоль по ветру. Потом кивнул.

Перед ними, грациозно паря над морскими волнами, первый аист вернулся из Африки в Европу, возвещая конец зимы.