Путь любви
Шрифт:
Непроявленное, существование, вечность — великие, но безжизненные слова. Они не трепещут. Как вы будете общаться с вечностью, скажите мне? Каким образом вы обратитесь к вечности? Как вы подстроитесь к вечности? Вы окажетесь столь незначительными, а необъятность вечности столь велика, что вы просто в ней затеряетесь.
Нет, Бога нужно рассматривать с точки зрения человека. Назвать его «он» очень человечно. Конечно, постепенно, когда вы приблизитесь к Нему, когда вы научитесь общению с Ним, впитаете Его, когда-нибудь отпадет» необходимость называть Его «он». Тогда вы можете от этого отказаться. Как только возникнет контакт, как только между вами исчезнет граница и вы станете одним, тогда это будет уже не нужно. Тогда вы можете просто поклониться Ему, не сказав ни слова. Тогда вы можете просто сидеть в молчании, и молитва
Таким образом, открываются две возможности: либо вы называете Его «он», либо вы называете Его «она» И то и другое уже применялось. Суфии называют Его «она» — возлюбленная, женственная. Христиане, иудеи называют Его «он» — мужественный, любящий. Вот две возможности: все зависит от вас. Оба имени несут в себе разные качества. Если вы называете Его «он» — это значит, что вам не нужно идти и искать Его; Он сам придет. Он — мужчина, активен. И в этом своя красота: женщина ждет, и тогда любимый приходит.
Иудеи говорят: не только вы ищете Бога, Бог тоже ищэт вас. Вот в чем прелесть местоимения «он». Это символично, в этом заложен глубокий смысл, и это может сильно помочь. Иудеи говорят: Он ищет вас; вы можете ждать подобно женщине, вы можете стать самим ожиданием, просто открытой дверью, готовой принять гостя. И гость придет, потому что мужское придет в поисках женского.
Суфии называют Его «она», и вследствие этого меняется весь поиск. Теперь вы должны искать Его, теперь вы сами должны Его найти. Естественно, что путь в этом случае станет более трудным. Если вы сами должны найти Бога, кажется почти невероятным, что вам это удастся. Где вы будете Его искать? У вас нет адреса. Даже если Он пройдет мимо, вы не сможете Его распознать, Он покажется вам совершенно чужим. Вам никто не представлял Его, как вы Его узнаете? Вы же никогда не видели Его раньше, как вы собираетесь Его узнать? Что позволит вам решить: «Да, это Бог»? Это будет нелегко. Да и куда вы пойдете? В Казн, в Мадхуру, в Мекку, в Иерусалим? Куда вы отправитесь? В Гималаи? Куда вы пройдете? Куда вы отправитесь? Что будет вашим указателем? Сначала вы просто растеряетесь.
Уж лучше ждать, чем отправляться на поиски его, Уж лучше ждать, верить и молиться, и позволить Ему прийти. Бот в чем смысл обозначения Его символом «Он»: «Он» может прийти. Вы становитесь женственны, тогда Он становится мужественным — и игра начинается. А если вы станете мужественной частью, то естественно, что ответственность за поиск переходит на вас. Суфий сам идет к Богу; к иудею Бог приходит сам, к хасиду Бог приходит сам.
Теперь вы должны решить сами. Я не заставляю вас называть Его «Он», решайте сами. Мне лично кажется, что называть Его «Он» будет проще, разумнее, но если вы принадлежите к движению за освобождение женщин, можете называть Его «Она». Но тогда вам следует понять все, что с этим связано. Это не только вопрос грамматики, не только вопрос филологии и языка. Эго вопрос определенной позиции. Называя Его «Он», вы как бы заявляете, что вы женщина. И это совершенно меняет все. Назвав Его «Она», вы тем самым объявляете себя мужчиной. А мужчина агрессивен. И если вы, мужчина, назовете Его «Она», вы останетесь агрессивным, вы захотите Его победить. Тогда Богу придется сдаться вам, ведь вы Ему не сдадитесь. Тогда вы еще больше погрузитесь в свой мужской агрессивный ум.
Но если вы назовете Его «Он», тогда вам придется сдаться Ему. Он должен будет прийти и победить вас, и заставить вас убедиться в своем поражении. Он должен будет прийти и побороть вас, захватить вас врасплох, раздавить вас, аннигилировать вас — и воссоздать заново.
Я по-прежнему чувствую, что лучше называть Его «Он». Это вам сильно поможет, это принесет настоящее блаженство.
И второй вопрос также уже содержится в первом вопросе:
Так вот, я сейчас увидел, что этот вопрос привел меня к другой проблеме: как я могу довериться или полюбить твое мнение?
У меня нет мнений. От тебя не требуется доверять моему мнению. Я простой человек, просто присутствие; я не авторитет. Я не пытаюсь что-либо доказать тебе, я не пытаюсь что-либо оспорить, я не отстаиваю никакой теории или философии, я не пытаюсь вас ни в чем убедить.
У меня нет никаких мнений, потому что я не отношусь ни к какой традиции. Только в рамках традиции может быть мнение.
Нет, я не обращаюсь за поддержкой к кому-либо еще: если я говорю — значит, я это так понимаю. У меня нет другого авторитета, кроме самого себя. Я ведь здесь, я живой человек. Вы не должны доверять моему мнению, я не эксперт… я — бунтарь; как у меня может быть какое-либо мнение? Мой личный опыт — это все, что у меня есть. Можете на меня посмотреть, Достаточно посмотреть мне в глаза, почувствовать меня, испить меня, и все станет ясно.
И тогда это уже не будет общением между авторитетом и тем, у кого еще нет собственного мнения. Это уже не будет общением между знающим и невеждой; это не будут взаимоотношения учителя и студента. Это профессор в университете имеет авторитет, а студент должен у него учиться. Он знает, что правильно и что неправильно, а студент просто должен его слушать.
Я не авторитет ни в чем. Я здесь. Я заявление, откровение. Слушайте меня, впитывайте меня, пейте меня. И если эта проба вам что-нибудь даст — хорошо; если не даст ничего — значит, я не для вас, вы не для меня. Тогда мы можем попрощаться. Тогда нет никакой необходимости здесь слоняться; * это ничего не даст. Все дело в любви. Если вы любите человека, вы же не обращаетесь с ним, как с авторитетом. Любовь безумна, — это сумасшествие.
Я нахожусь здесь только для тех смелых людей, которые могут быть со мной сумасшедшими. Я живу ради ненормальных, эксцентричных. Я живу только ради нескольких избранных, самых эксцентричных, которые готовы пресечь все границы чувства безопасности и самоуверенности, все границы авторитетов, святых писаний и традиций; которые готовы идти со мной во тьму; которые готовы идти со мной на риск. А ведь я им ничего не обещаю.
Я не могу ничего обещать; такова природа вещей. Постижение истины нельзя обещать, истину можно почувствовать только самостоятельно. Помните, что авторитет привлекателен для головы, для рассудка. А я не собираюсь быть привлекательным для рассудка, я привлекаю сердца. Сердце не затрагивает авторитета. Когда вы влюбляетесь в женщину, неужели вам требуется для этого авторитет? Неужели вы будете сравнивать ее с Клеопатрой? Неужели вы потребуете удостоверение, в котором экспертизой подтверждается, что она действительно красива? Вы же не поведете ее к врачу, чтобы он провел исследование, или к философу — эстету, чтобы он заверил, что она действительно красива? Конечно, нет. И даже если весь мир скажет, что она некрасива, вы ответите: «Меня это не волнует. Я люблю ее, и я знаю, что она красива». Она красива потому, что вы ее любите, именно поэтому. И если вы Ищете во мне авторитет, вы не сможете меня полюбить. Тогда нам лучше расстаться — и чем быстрее, тем лучше. Я не собираюсь быть авторитетом; у меня нет для этого ничего. Вам придется всмотреться в самого человека. Вам придется всмотреться в меня, почувствовать мое присутствие, вам придется со мной сродниться.
Вот почему я говорю, что нужна смелость, так как только смелые люди могут любить. Любовь требует максимальной смелости — потому что она ни от чего не зависит. Она зависит только от чувства, она зависит только от интуиции; она не может зависеть от интеллекта. У любви нет иных доказательств. Любовь не ищет доказательств и ничего не доказывает.
Иудеям пришлось отвергнуть Иисуса. Почему? Потому что он не мог ничего доказать. Они не переставали спрашивать: «Чем ты можешь подтвердить? Откуда ты все это узнал? Кто позволил тебе так говорить?» Кто мог запретить Иисусу говорить? И все то, что он говорил, было абсурдно. Он отвечал: «Кто позволил? Еще до того, как пришел Авраам, я был». А Авраам — это самый почитаемый пророк у иудеев. Иисус сказал: «Еще до того, как пришел Авраам, я уже был. Даже Авраам не может быть для меня авторитетом. Я не последователь Авраама. Я был еще до него».