Путь мага: Выбор, Долг, Любовь

Медведев Анатолий Дмитриевич

Магия не терпит пустоты и безделья, и единственный способ её вернуть, активно стучаться в её двери, тем более что моя стихия, море, была рядом со мной.

Братья Селлибор оказались весьма забавными богатенькими бездельниками, праздно проводившими время в прогулке по морю со своими женами. Каждый день они занимались банкетами для себя самих, чтению друг для друга пошлой литературы, и порой продолжали свои глупости прямо на палубе. Мое появление их сильно взбудоражило, тем более что я выглядел, как наемник, а мое имя облетело больше земель, чем я объехал — они в красках пересказывали мне, сколько подвигов я совершил, причем я только диву давался, и как мне удалось столько всего сделать за семнадцать лет

моей жизни. На их просьбы продемонстрировать свою силу я лишь отшучивался. Девушки Иленес и Арлеса, и их непутевые мужья Лос и Маренас (хуже инголдийских имен могут быть только инголдийские названия!) воспринимали меня как игрушку, которую им дали на растерзание — не проходило и дня, как они находили во мне и моем снаряжении что-то новое, о чем я и сам не знал. Никогда не замечал, например, что мех кролика, торчащий из некоторых амулетов очень похож на шерсть диких барсов Драгории, которых, по версии моих спутников я убивал взглядом. Или вот еще что — после испытания Шотера я обзавелся седыми прядями, о которых девушки вообще болтали непрерывно, с тех самых пор, как заметили. Мои глаза казались им «колдовскими и бездонными», а взгляд «ледяным и всеобъемлющим». Мои доспехи были «потертыми в боях», а Эсториоф, ясное дело, «сверкал ярче обода». За неделю плавания мне удалось собрать столько комплиментов, сколько в жизни не слышал. Причем льстивые слова настигали меня везде, где это только было возможно — на юте, где я любил курить трубку, на баке, где я вглядывался в горизонт и даже в моей каюте, где был сломан дверной замок, и я никак не мог запереться. Единственное место, куда аристократы не совались — это марсовая площадка, но целый день лазить туда обратно по вантам и стоять напротив всех ветров, у меня не было никакого желания.

Сказать, что магия возвращалась ко мне, значило бы сильно преувеличить действительность. Безусловно, все перестало быть столь печальным, и я даже мог ненадолго взглянуть за грань, но все это было настолько слабо, что не походило даже на тень былого, и, несмотря на все мои ухищрения, которые должны были мне помочь, восстановление протекало крайне медленно.

Уже спустя несколько дней можно было почувствовать разницу между Драгорией, пусть и теплой, но все же не жаркой страной, и водами дремлющего архипелага, где светило словно сжигало кожу и напекало голову до тошноты.

На девятый день пути попутный ветер переменился, и теперь дул с востока, нам в лицо. Нам даже пришлось немного изменить курс корабля, и теперь мы шли в крутой бейдевинд. И это обстоятельство сильно помогло нам, когда за кормой появились пираты.

На горизонте виднелось два корабля — оба быстрые шхуны с косыми парусами, позволявшими им идти против ветра значительно быстрее нас, и расстояние от них до «Пузатой бестии» сокращалось до ужаса стремительно.

Управлять ветром — не шутка, хотя мне эта магия всегда давалась просто. Но мне нужна была сила, и стоило мне ее заполучить, как ветер бы наполнил наши паруса и понес огромный корабль, будто игрушку. И в этом мне, безусловно, могли помочь находящиеся на борту нашей посудины колдуны. Конечно, никто из них не рискнул бы связаться со стихией, но я мог, организовав круг силы позаимствовать на время их дар.

Я собрал их всех на квартердеке — оттуда, как мне показалось, было бы проще всего составить этот сложный элемент. Конечно — использование чужой силы, это магия обрядов, которой я был обучен лишь теоретически, но я, как и Ког, предпочитал доверять подлинникам первой эпохи.

Правильно расставленные по квартердеку волшебники, не представляя, что делают, по моему приказу поочередно послали друг другу энергию — неловкую, вязкую, неотделенную от стихий, но все же энергию, которую я мог использовать. Когда мои помощники уже не управляли проходящей через них силой,

мне удалось овладеть ею.

Впервые за долгое время я почувствовал себя прежним, мощным и непобедимым. Руки моментально вспомнили нужное движение. Порыв ветра наполнил паруса.

И впрямь, теперь «Пузатая бестия» рассекала волны с такой скоростью, что любой корвет позавидовал бы. Под довольные крики команды пираты скрылись за горизонтом, не в состоянии идти против ветра столь же быстро как мы бакштаг. А я все не мог прекратить тратить попавшую мне в руки энергию, наслаждаясь каждым мгновением, просто упиваясь ей. Моя эйфория закончилась лишь к вечеру, когда я заметил, что колдуны начали терять сознание.

Под аплодисменты инголдийских аристократов и всего офицерского состава во главе с капитаном я сошел с юта и, словно актер, поклонился.

— Наконец-то, вот это магия! — восклицала Иленес, а за ней подхватывала ее подруга. Мужчины одобрительно улыбались и протягивали ладони для рукопожатия.

— Эсториоф, слухи о вас не врут, — Лестет был счастлив больше всего, ведь его корабль избежал неминуемой схватки, а каждый абордаж, даже на столь защищенном судне — большая опасность.

***

Путешествие до Ассалена, весь экипаж просил меня еще раз продемонстрировать свою силу, но я отказывался, ссылаясь на то, что злоупотреблять магией нельзя, что отчасти было правдой. Мы прибыли в пункт назначения рано утром в слабом предрассветном тумане. Как и большинство колоний, эта являлась большим поставщиком золота, специй и всего прочего, что невозможно было вырастить или добыть на двух огромных материках — Кестерн и Сааш.

Поселение здесь было одно, а потому и называлось оно так же, как и весь остров. Конечно, как и все инголдийские города, он был выполнен с размахом. Инголдийцы как никто суеверно относятся к своим жилищам, и зачастую украшают и достраивают их всю жизнь. Первым в глаза бросалось здание местной верфи, не только потому, что было огромным, но, ко всему прочему, оно стояло у самого причала.

Я был неприятно удивлен, увидев, что здесь активно используется рабский труд, и темнокожие люди из Нардарики в тяжелых кандалах постоянно что-то переносят, копают, погоняемые кнутами надсмотрщиков.

— А что нам, завоевателям, убивать их что ли? Это же нелюди, посмотрите на них. Они не могут делать ничего кроме тупой работы, где требуется сила и выносливость — отвечал на мою реакцию капитан, вытирая со лба пот аккуратным белым платочком.

— Но ведь в Инголдии запрещено торговать людьми?

— В Инголдии — безусловно, но на этих островах… На этих островах, друг мой, без этого никак не выжить.

— Так значит, вы поощряете рабство?

— Нет, нет! Не подумайте такого. Мы никогда бы себе такого бы не позволили!

— Как невольники сюда попадают?

— Послушайте, господин Эсториоф, не нужно этого допроса. На лассонесских колониях так же есть рабы, а про Барзнет я вообще молчу, там, к вашему сведению, самый большой рынок на архипелаге, если, конечно не покупать живой товар без посредников, то есть прямо у пиратов…

Я понял — спорить и убеждать его, что рабство не достойно настоящего человека, бессмысленно, тем более что здесь этим занимались все. Рабы, хоть официально запрещенный товар — очень ценны, и через контрабандистов ими торгуют губернаторы островов. Теперь я не сомневался в том, что морские разбойники являются лишь перевозчиками, а когда им удается еще пополнить трюмы живым товаром — они не упускают своей прибыли. Не сомневаюсь, что если уж в Нардарике некоторые племена едят по праздникам захваченных в плен людей из других стран, то и торгуют ими без зазрения совести. Да и жители Керских равнин спокойно используют попавших к ним в руки драгорийцев в своих целях. Моя сила… быть может я бы и мог что-то изменить, но не сейчас.