Путь мистика
Шрифт:
В ашраме Махатмы Ганди был запрещен чай. Нельзя было пить чай. Нельзя было курить, играть в карты, нельзя было то-то и то-то - мелочи. И он принуждал людей делать эти вещи.
Поэтому если кому-то хотелось утром выпить чашку чая, он вынужден был прятаться - закрыть дверь и приготовить чай. Другие наблюдали и пытались узнать, почему это он утром закрывает дверь, зачем это он держит у себя в комнате плитку? А когда он выйдет, кто-то может порыться в его комнате и найти чайную заварку. И вот он разоблачен, и его приводят к Махатме Ганди как преступника - он прячет чайную заварку. Каждое утро он закрывал
И мало-помалу возникали фракции - это делали и другие люди - и те, кто был за чай, образовывали партию: «Поодиночке мы не можем существовать, мы должны бороться». Те, кто курил, тоже образовывали партию.
И что делал Ганди? Он был мазохистом. Он не наказывал этих людей, он начинал поститься до смерти. Почему?
– потому что эти люди пьют чай!
Но почему ты постишься до смерти? Вот какая у него была логика: «Наверное, что-то незакончено в том, что я мастер, иначе как может быть так, что мои ученики не слушаются меня? Поэтому, чтобы очистить себя, я буду поститься до смерти, пока не стану совершенно очищенным. Я не прекращу этого поста».
И естественно, эти бедняги, пившие чай и курившие сигареты, думали: «Теперь его смерть будет на нашей совести», и они приходили и говорили:
– Мы склоняемся перед тобой и обещаем, что никогда даже не посмотрим на чай, мы никогда не притронемся к сигаретам - не говоря о том, чтобы пить и курить - но, пожалуйста, прекрати этот пост.
И он изводил весь ашрам три или четыре дня. Со всей Индии приходили телеграммы: «Как глупо, что ученики делают такие вещи, они должны извиниться». А они и извинялись целыми днями. С утра до вечера они сидели и говорили:
– Прости нас! Это было в последний раз - никогда больше я не увижу чая! Но только прекрати этот пост.
И в конце концов, через три или четыре дня, он прекращал пост. Но он измучил их, он заставил всю страну их осуждать.
Любовь была запрещена. Его собственный секретарь, очень талантливый человек... Многие писали о Ганди, но лучшими были две книги, написанные Пьярелалом. Это большие тома; может быть, в каждом из них двенадцать сотен страниц. Пьярелал влюбился.
Любовь - это не такая вещь, которую можно предотвратить. Человек узнает, только когда это случилось. Любовь не посылает впереди себя посыльного: «Берегись! Я иду! Если ты последователь Ганди, беги!» Она приходит так медленно, что ты никогда не знаешь, когда влюбляешься. Однажды внезапно ты осознаешь: «Боже мой, я влюбился». И это - величайшее преступление.
Пьярелал был его секретарем... но он был с большим позором выпровожен из ашрама, и его осудила вся Индия - ни за что, только потому, что он влюбился в молодую женщину. Оба были молоды, и ничего плохого в этом не было.
Тогда его собственный сын, Девадас, влюбился, и для Ганди это было еще большей проблемой. Несомненно, он был нечист, его собственный сын влюбляется! Девадас влюбился в дочь другого великого индийского лидера, Раджагопалачари. И дочь забеременела, поэтому выгнать их было нельзя; они должны были пожениться, но принадлежали к разным кастам. И Ганди, который всю жизнь говорил, что касты должны исчезнуть, что каст быть не должно -
Раджагопалачари был ровесником Махатмы Ганди, и он стал первым генерал-губернатором Индии после ухода Маунтбаттена. Но Ганди был таким коварным политиком.
Раджагопалачари не был последователем Ганди - хотя и принадлежал к партии Ганди, - но был его ровесником и занимал собственную позицию. В Южной Индии он имел полную власть, и Ганди не мог устанавливать для него правил. Раджагопалачари приезжал навестить дочь, и он пил чай и курил в ашраме - и тогда Ганди не начинал поста.
Кто-то спросил:
– Почему же ты теперь не постишься до смерти?
– Он не мой ученик, - отвечал тот.
– Меня он не беспокоит. А когда он уедет, мы почистим комнату, - а очистка комнаты подразумевала побелку стен, замену коровьего навоза на полу. Коровий навоз - наичистейшая вещь; он счищает любой грех! А какой грех?
– питье чая и курение сигары.
Но Ганди не мог помешать Раджагопалачари, потому что теперь он был его родственником, имел такое же положение и политически тоже обладал большой властью. Но он отомстил этому человеку, сделав его генерал-губернатором.
Все подумали, что Ганди проявляет пристрастие, делая своего собственного родственника, шурина, генерал-губернатором, когда есть более важные, разумные люди, более преданные свободе страны. Они подумали, что Ганди пристрастен, но политика - это такое дело, в котором никогда не знаешь всей истории, пока она не подойдет к концу.
Ганди сделал Раджагопалачари генерал-губернатором преднамеренно, чтобы тот не смог стать премьер-министром, что дало бы ему реальную власть. Это был просто переходный период в пятнадцать дней. Что он мог сделать за пятнадцать дней? Это был переходный период. Британия уходила, Маунтбаттен должен был кому-то передать свои обязанности, и Партия Конгресса еще не решила, кто будет премьер-министром, кто будет заместителем премьер-министра.
Пост генерал-губернатора был обречен!
– потому что генерал-губернатор представлял британское правительство. Маунтбаттен торопился, и Ганди устроил так, чтобы Раджагопалачари... Раджагопалачари был счастлив быть первым - и последним - генерал-губернатором Британской империи, но был одурачен, потому что не смог стать премьер-министром. Ганди хотел отстранить его.
Теперь он стал генерал-губернатором и принес присягу премьер-министру, другим людям кабинета. Он был отстранен от власти - с ним было все кончено! Как только он принес присягу этим людям, президенту Индии и всем остальным, через пятнадцать дней он вернулся в Южную Индию.
Но политики могут падать ниже своего достоинства. Видя, что его обманули, так подло обманули - иначе он стал бы президентом или премьер-министром... Просто быть первым и последним генерал-губернатором пятнадцать дней - ничего не значит. Он был готов стать главным министром южной провинции Мадрас. Он стал главным министром Мадраса, и согласился на это после того, как был генерал-губернатором всей Индии. Такой была его жажда власти. Теперь, когда возможности быть президентом или премьер-министром не было - а он был очень стар, - он был готов быть главным министром небольшой провинции.