Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной
Шрифт:
О.Сергий отдался служению Церкви Божией со всем пламенем очищенной страданиями души. Он сделался ревностным пастырем-молитвенником, прекрасным проповедником и духовником, священником, с трепетным благоговением совершающим таинство святой Евхаристии. В области богословской науки он оказался плодотворнейшим писателем. Им написано несколько замечательных богословских книг. На всех богословских трудах о. Сергия лежит печать большого таланта. Его произведения вызывают критику — упреки за уклон от чисто православного миросозерцания, главным образом в области софиологии. Ему ставят на вид некоторую смутность очертаний его учения о Софии, в котором видят влияние учения В.Соловьева, отсутствие конкретных определений для его выражения, нечеткость мыслей. Подчеркивают и его недостаточно благоговейное отношение к авторитету святых отцов Церкви, слишком свободную их критику, тогда как православная Церковь чтит их как носителей и выразителей Священного Писания, как нормы для всякой новой богословской мысли, которая утверждается "согласием отцов" (consessus patrum). Эти уклонения о. Сергия от традиций нашего богословия объясняются отсутствием у него "школы", того фундамента,
Курс патрологии был поручен Г.В.Флоровскому (ныне протоиерей [152] ). Первые годы эмиграции он провел в Праге, где при университете был образован русский юридический факультет во главе с Новогородцевым, которого выбрали деканом (о. Сергий Булгаков и Флоровский были там лекторами). Поначалу чехи широко раскрыли двери для русской эмиграции и в Праге скопилось много наших профессоров и студентов. О.С.Булгаков и его друзья основали там "Братство святой Софии". По рекомендации о. Сергия я выписал Флоровского в Париж. Он с большой ревностью занимался своей специальностью и путем усидчивого труда достиг широких знаний. За эти годы преподавательской своей деятельности в нашем Институте он издал большой труд "Вселенские Отцы Церкви" (в двух томах) и "Пути русского богословия".
152
Принял священство в 1931 г.
"Священное Писание Нового Завета" преподает о. Кассиан (С.С.Безобразов), серьезный и глубокий профессор, пользующийся большой популярностью среди студентов. Человек прекрасного сердца и глубокого религиозного чувства, он живет интересами студентов, входит в их нужды, умеет их объединить, дать почувствовать теплоту братского общения. По пятницам к о. Кассиану в его две мансардные комнатки на Подворье собирались студенты для дружественной беседы за чаем. О.Кассиан их верный друг, помощник и заступник. Не раз случалось ему своим заступлением отводить какую-нибудь репрессивную меру, которую я готов был наложить на провинившегося студента. "Лишить стипендии!" — решаю я. А о. Кассиан мягко: "Но есть, владыка, извинительные обстоятельства… Я свидетельствую…"
Философию читает В.В.Зеньковский [153] , сильный, незаурядный философ, ученый-педагог (организатор Педагогического кабинета), посвятивший себя и широкой общественной деятельности. В эмиграции он состоит председателем Русского Христианского Студенческого Движения. Опытный руководитель, любящий молодежь, он очень популярен среди юношества. Человек золотого сердца, кроткий, жертвенно преданный своему долгу.
Г.П.Федотов читает: 1) историю западных исповеданий и 2) агиологию. Даровитый, вдумчивый ученый с тонким аналитическим умом.
153
Ныне протоиерей, декан Богословского Института.
Архимандрит Киприан (Керн) — пастырское богословие. Очень образованный, культурный человек, строгий монах.
Б.П.Вышеславцев — нравственное богословие.
Н.Н.Афанасьев — каноническое право.
В.Н.Ильин — литургику и философию.
П.Е.Ковалевский и Б.И.Сове — древние языки.
Кроме того, в числе преподавателей: иеромонах Лев Жилле (французский язык), монахиня Евдокия (английский язык), В.В.Вейдле и К.В.Мочульский.
Сейчас мы имеем уже двух своих молодых преподавателей: П.Т.Лютова и Б.И.Сове. Оба они — воспитанники нашего Института; по окончании его попали на стипендии в Оксфордский университет, где окончили богословский факультет и получили степень магистра [154] .
154
Все эти указания относятся к довоенному времени.
Профессора Богословского Института не ограничиваются одним преподаванием, но одновременно участвуют в Экуменическом движении, читают доклады на разнообразных конференциях; внесли они свой вклад и в богословскую литературу: за эти годы ими написано много печатных работ.
Состав студентов в Богословском Институте пестрый, совсем не тот, что в наших духовных академиях, куда попадали подготовленные к богословским наукам воспитанники семинарий. Нам приходилось принимать офицеров, шоферов… лиц самых разнообразных профессий и биографий. По уставу мы должны были требовать от поступающих диплом средней школы, но что это были за школы, какую подготовку они им давали, — разбираться в этом мы не могли. Важно было одно: большинство поступающих были люди убежденные, идеалисты, через Церковь пришедшие к решению посвятить себя церковному служению. Полумонашеским строем они не тяготились, напротив, чувствовали себя в нем, как в своей стихии. Некоторые из воспитанников еще студентами приняли монашество и стали прекрасными монахами-миссионерами, монахами-пастырями, подвизающимися в миру, попадая иногда прямо из Института в какой-нибудь
Конечно, наши студенты не без недостатков. Скахывается неподготовленность к богословской науке. Нет у них богословского мышления, нет сноровки разбираться в философских и богословских построениях. Лекции сдают, а с курсовыми сочинениями беда, они для них иногда трудность неодолимая. Эти недостатки не мешают им быть впоследствии примерными пастырями С радостью могу сказать: они украшение Русской Церкви в изгнании.
За 11 лет существования в Богословском Институте воспитывались 133 студента: 46 — из Франции, 23 — из Болгарии, 11 — из Польши; 4 — из Финляндии; 1 — из Литвы, 10 — из Югославии; 10 — из Эстонии; 2 — из Румынии; 1 — из С.А.С.Ш.; 17 — из Чехо-Словакии; 6 — из Латвии; 1 — из Германии. Из них 52 рукоположены в священный сан и работают на приходах в разных странах, 3 преподают богословские науки.
Экономическая сторона существования Богословского Института неопределенна, зыбка, всецело зависит от благотворительности. Нас поддерживали англичане, американцы и русская эмиграция давала, что могла; до 1930 года Институт существовал сносно: иностранцы нам помогали щедро. С 1931 года начались перебои. Эмиграция обеднела, Америка уже не жертвует и половины прежней суммы; только англичане свою дотацию еще не уменьшили. Жалованье профессоров пришлось сократить до минимума. Случается, что и этих малых окладов мы вовремя выплатить не можем. Нет денег на самые необходимые расходы: на ремонт, на покупку книг, на шкафы для пожертвованной библиотеки… В последние годы студенты сами пришли Институту на помощь. Институтский хор под управлением И. К. Денисова объезжал Англию, Голландию и Швейцарию, всюду давая концерты. Прекрасное исполнение древних песнопений, старинные распевы привлекали много слушателей, и студенты наработали за эти годы в пользу Института 50 000 франков.
Немало нашему Богословскому Институту вредят карловцы, стараясь подорвать к нам доверие как среди русских, так и среди иностранцев.
4.Новые храмы и приходы: Германия, Чехословакия, Бельгия, Италия, Норвегия, Голландия, Швейцария
Потребность в новых храмах возникла в первые годы эмиграции и была вызвана условиями беженского существования.
Александро-Невская церковь и Сергиевское Подворье захватывали лишь тонкий слой беженцев, а эмигрантская масса расселившаяся в отдаленных кварталах Парижа и в пригородах, в храмы не попадала, не говоря уже о тех тысячах эмигрантов, которые осели в фабричных и промышленных районах в провинции. Все эти эмигранты жили бесцерковно. Отсутствие церковного влияния сказывалось: люди морально опускались и духовно дичали. Некрещеные дети, незаконное сожительство, огрубение нравов, распущенность… Там, где храмов не было, положение казалось безвыходным; но и в Париже дело обстояло не лучше. Съездить в храм к обедне всей семьей — значило истратить на автобусы и метро больше, нежели бюджет рабочего позволяет. Старым, больным людям приходилось приезжать издалека, тогда как, будь церковь под боком, они бы усердно ее посещали
Все эти явления и соображения заставили меня задуматься о значении малых приходов и церквей. Мне припомнилась церковная жизнь Древней Руси, те светлые времена, когда она была подлинно религиозная "Святая Русь". Когда говорили "и на нашей улице праздник", это была не поговорка, а бытовая реальность, которая впоследствии эту поговорку породила, т. е. когда на каждой улице, на каждом перекрестке русские люди имели "свою" церковку — праздновали "свой" храмовый праздник и каждому прихожанину до "своей" церкви было "рукой подать". Тогда пастырь знал каждого прихожанина, каждую семью, все их печали-радости, все семейные обстоятельства… всех крестил, венчал, исповедовал, хоронил… Связь с приходом была живая крепкая. Потом начался период грандиозных соборов и церквей (особенно в Петербурге и в Москве). По 25000 прихожан на храм! Фактически это значило, что огромное количество верующих лишалось нормальной церковной жизни. В причте церкви Знамения Божией Матери (в Петербурге) состояло 12–15 священников. Отслужив свою чреду, каждый из них два месяца мог заниматься своими личными делами: с прихожанами связан он не был. И как эта связь могла возникнуть? Богомольцы приходили в церковь и недоумевали, к кому из 10–15 священников обратиться. В Исаакиевском соборе рабочие часто не могли дождаться очереди на исповедь: "Стоишь-стоишь, смотришь — срок свободных часов и прошел", — жаловались они. Не говоря уже о том, что в этих громадных соборах молящиеся ничего не видели и не слышали в задних рядах. Безбожно мало было церквей и в той фабрично-заводской зоне, которая опоясывала Петербург, Москву и другие большие промышленные наши города. В некоторых районах этой зоны вообще церквей не было. Неудивительно, что там появлялись наши "старцы Иванушки", процветали секты, и уж совсем неудивительно, что рабочие, никем духовно не окормляемые, потянулись к марксизму. Печальный период…