Путь на Амальтею
Шрифт:
— Очень, — ответила Галя. — Мне, Зоенька, хочется посидеть на траве, походить вечером по парку, потанцевать… Не наши воздушные танцы, а обыкновенный вальс. И пить из нормальных бокалов, а не из дурацких груш. И носить платье, а не брюки. Я ужасно соскучилась по обыкновенной юбке.
— Я тоже, — сказал Потапов.
— Юбка — это да, — сказал Козлов.
— Трепачи, — сказала Галя. — Мальчишки.
Она подобрала осколок льда и кинула в Потапова. Потапов подпрыгнул, ударился спиной в потолок и отлетел на Стеценко.
— Тише ты, — сердито сказал Стеценко. — Под пилу
— Ну, довольно, наверное, — сказал Козлов. Он отвалил от стены еще один брус. — Грузи, ребята.
Они погрузили лед на платформу, затем Потапов неожиданно схватил одной рукой Галю, другой рукой Зойку и забросил обеих на штабель ледяных брусьев. Зойка испуганно взвизгнула и ухватилась за Галю. Галя засмеялась.
— Поехали! — заорал Потапов. — Сейчас Валнога даст вам премию — по миске хлорелловой похлебки на нос.
— Я бы не отказался, — проворчал Козлов.
— Ты и раньше не отказывался, — заметил Стеценко. — А уж теперь, когда голод…
Платформа выехала из «айсгротте», и Грегор задвинул ворота.
— Разве это голод? — сказала Зойка с вершины ледяной кучи. — Вот я недавно читала книгу о войне вот там был действительно голод. В Ленинграде, во время блокады.
— Я был в Ленинграде, — объявил Грегор.
— Мы едим шоколад, — продолжала Зойка, — а там выдавали по полтораста граммов хлеба на день. И хлеб был наполовину из опилок.
— Так уж и из опилок, — усомнился Стеценко.
— Представь себе, именно из опилок.
— Шоколад шоколадом, — сказал Козлов, — а если не прибудет «Тахмасиб»…
Он нес электропилу на плече, как ружье.
— Прибудет, — уверенно сказала Галя. Она спрыгнула с платформы, и Стеценко торопливо подхватил ее. — Спасибо, Костя. Обязательно прибудет, мальчики.
— Все-таки я думаю, надо предложить начальнику уменьшить суточные порции, — сказал Козлов. — Хотя бы только для мужчин.
— Чепуха какая, — сказала Зойка. — Я читала, что женщины гораздо лучше переносят голод, чем мужчины.
Они шли по коридору вслед за медленно движущейся платформой.
— Так то женщины, — сказал Потапов. — А то дети.
— Железное остроумие, — сказала Зойка. — Прямо чугунное.
— Нет, правда, ребята, — сказал Козлов. — Если Быков не прибудет завтра, надо собрать всех и спросить согласия на сокращение порций.
— Что ж, — согласился Стеценко. — Я полагаю, никто не будет возражать.
— Я не буду возражать, — объявил Грегор.
— Вот и хорошо, — сказал Потапов. — А я уж думал, как быть, если ты вдруг будешь возражать.
Остаток пути до камбуза прошли молча. В камбузе дядя Валнога сидел понурившись возле огромной ионообменной установки для очистки воды. Платформа остановилась у входа в камбуз.
— Сгружайте, — сказал дядя Валнога, глядя в пол. В камбузе было непривычно тихо, прохладно и ничем не пахло. Дядя Валнога мучительно переживал это запустение.
В молчании ледяные брусья были отгружены с платформы и заложены в отверстую пасть водоочистителя.
— Спасибо, — сказал дядя Валнога, не поднимая головы.
— Пожалуйста, дядя Валнога, — сказал Козлов. — Пошли, ребята.
Они молча отправились
— Ходи. Твой ход.
Глава вторая
ЛЮДИ НАД БЕЗДНОЙ
Видимо, крупный метеорит угодил в отражатель, симметрия распределения силы тяги по поверхности параболоида мгновенно нарушилась, и «Тахмасиб» закрутило колесом. В рубке один только капитан Быков не потерял сознания. Правда, он больно ударился обо что-то головой, потом боком и некоторое время совсем не мог дышать, но ему удалось вцепиться руками и ногами в кресло, на которое его бросил первый толчок, и он цеплялся, тянулся, карабкался до тех пор, пока в конце концов не дотянулся до панели управления. Все крутилось вокруг него с необыкновенной быстротой. Откуда-то сверху вывалился Жилин и пролетел мимо, растопырив руки и ноги. Быкову показалось, что в Жилине не осталось ничего живого. Он пригнул голову к панели управления и, старательно прицелившись, ткнул пальцем в нужную клавишу.
Киберштурман включил аварийные водородные двигатели, и Быков ощутил толчок, словно поезд остановился на полном ходу, только гораздо сильнее. Быков ожидал этого и изо всех сил упирался ногами в стойку пульта, поэтому из кресла не вылетел. У него только потемнело в глазах, и рот наполнился крошкой отбитой с зубов эмали. «Тахмасиб» выровнялся. Тогда Быков повел корабль напролом сквозь облако каменного и железного щебня. На экране следящей системы бились голубые всплески. Их было много, очень много, но ко рабль больше не рыскал — противометеоритное устройство было отключено и не влияло на киберштурман Сквозь шум в ушах Быков несколько раз услышал пронзительное «поук-пш-ш-ш», и каждый раз его обдавало ледяным паром, и он втягивал голову в плечи и пригибался к самому пульту. Один раз что-то лопнуло, разлетаясь, за его спиной. Потом сигналов на экране стало меньше, потом еще меньше и, наконец, не стало совсем. Метеоритная атака окончилась.
Тогда Быков поглядел на курсограф. «Тахмасиб» падал. «Тахмасиб» шел через экзосферу Юпитера, и скорость его была намного меньше круговой, и он падал по суживающейся спирали. Он потерял скорость во время метеоритной атаки. В метеоритной атаке корабль, уклоняясь от курса, всегда теряет скорость. Так бывает в поясе астероидов во время обыденных рейсов Юпитер — Марс или Юпитер — Земля. Но там это не опасно. Здесь, над Джупом, потеря скорости означала верную смерть. Корабль сгорит, врезавшись в плотные слои атмосферы чудовищной планеты, — так было десять лет назад с Полем Данже. А если не сгорит, то провалится в водородную бездну, откуда нет возврата, — так случилось, вероятно, с Сергеем Петрушевским в начале этого года.