Путь начинался с Урала
Шрифт:
— Ты что ж это, Касымов?
Он подходит ко мне и с нескрываемой злостью говорит:
— Да я бы их, этих предателей, сейчас пустил бы на тот свет! Погань такая! Разрешите, товарищ комбриг, их пустить в расход?
— Без нас найдут на них управу, а наше дело — добивать фашистов, объяснил я Касымову.
Бригада продолжала наступать. К вечеру следующего дня мы вышли на шоссе Ченстохов — Петркув-Трыбунальски севернее деревни Воля-Нехицкая. Шоссе оказалось заминированным. Подорвался танк первого батальона. Комбат Егоров повернул
— Нам нечего ввязываться в бой, — решил я, посоветовавшись в штабе. Ударом на Белхатув отрежем пути отхода немцам.
До города Белхатув, который расположен западнее Петркува, 20–25 километров. Переход займет немного времени — час-два.
Смеркалось, когда мы вошли в деревню Грохолице, — по существу, это была окраина Белхатува. Поляки тепло нас встретили.
— Мы ждали вас, — говорили они, — но не думали, что вы придете так внезапно.
Ко мне подошел пожилой человек.
— Я добже по-русски мовлю, пан офицер, — сказал он. — Воевал в Красной Армии в Первой Конной. Рад пшиятеле видеть.
— В Белхатуве немцы есть? — спросил я поляка.
— Дуже богато. Штабы, тылы.
В руках у челябинцев появились кринки с молоком, сало, моченые яблоки. Вижу, как хмурится пулеметчик Пяткин — заводила и весельчак. Ему хочется растянуть мехи баяна, да нельзя. Не время.
Я вызвал командира разведвзвода гвардии старшину Соколова.
— Точными данными о противнике мы не располагаем. Пока ужинаем, разведайте, что там в Белхатуве.
— Я об этом уже позаботился, товарищ комбриг, — сказал Соколов. — Послал на задание гвардии сержанта Анатолия Романова и двух бойцов. Вернутся доложу.
Подошел командир первого батальона Егоров. Он отводит глаза в сторону:
— Извините меня, товарищ комбриг. Хотел как лучше, но малость оплошал, полагал, что удобнее идти на Петркув.
— Надо было посоветоваться.
Комбат ушел, а я все еще думал об этом случае. Конечно, разумная инициатива похвальна, но ведь Егоров имел определенное задание — оседлать шоссе и ждать дальнейших указаний. Хорошо, что обошлось без потерь.
Возвратились разведчики.
— В городе полным-полно гитлеровцев, — доложил гвардии сержант Романов. Много пушек, но в основном это тыловые подразделения какой-то дивизии. Есть и танки.
— Покажите на карте, где стоят танки.
— В основном на восточной и северо-восточной окраинах.
— А как ведут себя гитлеровцы?
— Судя по всему, нас не ожидают.
Прошу радиста Колчина связать меня со штабом корпуса. Колчин усердно крутит рукоятку настройки, копошится возле радиостанции.
— Батареи сели, что ли? — в сердцах спрашивает он себя. — ан нет. Киев, Киев, Киев! — кричит в трубку гвардии старший сержант. Наконец ему удается связаться.
Докладываю комкору Н. Д. Чупрову, что достиг окраины Белхатува. Он несколько секунд
— Вот так артисты челябинцы! — слышится в трубке. — И когда же вы это успели? Ну, хорошо, штурмуйте город, мы не удивимся, если вы завтра скажете: я на окраине Берлина. Ладно, ни пуха ни пера.
Танки направились к городу. Ночь светлая, лунная. И вот в тишину ворвались звуки орудийных выстрелов, пулеметных очередей. Внезапный и сильный огонь вызвал в стане врага панику. Я видел, как во двор метнулся рослый гитлеровец, потом, словно споткнувшись, упал возле подводы.
Прислушиваюсь к звукам. Где-то рядом дробно застучал немецкий пулемет и вдруг захлебнулся: видимо, фашиста настигла пуля гвардейца.
Тотчас же позади нас выстрелила пушка, стрельба поднялась справа и слева. Вдоль улицы прошелестели снаряды. Перед нами неожиданно взметнулись языки пламени: разорвались мины.
На какое-то время в городе все смешалось, было трудно понять, где свои, где враг. Потом постепенно стрельба утихла. Первый батальон без особых потерь овладел восточной окраиной, а третий вышел на западную окраину и перерезал пути отхода гитлеровцам.
Возле углового коттеджа — группа солдат. Свои или чужие? По голосам узнаю — наши. Мне навстречу бежит гвардии старший сержант Касымов:
— Гвардии майор Старостин оставил нас на этом перекрестке. Ни один фашист не унес ноги. Вон их сколько на мостовой.
Командир батальона автоматчиков уже в первые минуты боя выслал иа западную окраину пулеметный взвод. Касымов на перекрестке улиц занял оборону. Гитлеровцы стали убегать на запад и угодили под огонь наших пулеметчиков.
Вместе с начальником политотдела подходим к пулеметчикам, чтобы поблагодарить их за смекалку и отвагу. В это время к нам подбегает боец, рассказывает:
— Гляжу, вот в этом доме горит свет. Думаю, а кто же там? Открыл дверь и ахнул. Фашисты женщину зарезали.
Мы вошли в коттедж. На полу полураздетая женщина, в груди ее торчит длинный нож. Возле женщины сидит девочка трех-четырех лет. Увидев нас, она закричала в отчаянии. Кто-то ласково обратился к ней, протянул руки. Девочка заплакала, прижимаясь к безжизненному телу зверски убитой матери. Прибежали соседи. Старый поляк подошел к девочке.
— Ядвига, — позвал он и взял ребенка на руки. И, обращаясь к нам, пояснил: — Это семья пана Казимира. Германцы зло надругались.
— Мы им за все отомстим, — сказал Богомолов. Я первым вышел на улицу. Неожиданно раздалась пулеметная очередь. Стоявший рядом со мной гвардии рядовой Мальцев схватился за грудь. На снегу появились красные пятна.
— Куда ранен? — спросил я бойца, поддерживая его под руки.
Автоматчик Мальцев ответить не успел: он скончался. Ко мне подошел комбат Старостин и доложил:
— Убит командир взвода Касымов. Мы потеряли отважного командира, храброго коммуниста, — едва сдерживая слезы, промолвил он.