Путь начинался с Урала
Шрифт:
Танки, словно нехотя, останавливаются.
— Товарищ Голубев, догадываетесь, почему я приостановил атаку? — обратился я к командиру батальона автоматчиков.
— Понятно, товарищ подполковник, только тут мы ни при чем. Танкистов винить надо. Разве за ними поспеешь, рванулись, как ошалелые.
— Совершенно верно, атаковать врага надо на высоких скоростях, но не отрываться от пехоты. Иначе успеха не добьешься.
Припомнил, как во время боя в 1942 году на Северском Донце одна из наших танковых рот вот так же, на высоких скоростях, устремилась в контратаку, а пехота отстала.
Повторная атака прошла более удачно. На этот раз пехотинцы вплотную бежали вслед за танками, на ходу вели прицельный огонь.
— Оборона прорвана, противник поспешно отходит. Ваши дальнейшие действия? — спросил я у командира батальона автоматчиков.
Капитан Голубев подошел к радиостанции и отдал приказ: посадить пехоту на танки и преследовать противника.
С первой встречи мне понравился комбат своей собранностью, умением самостоятельно принять решение. Он был подтянут, не по годам строг. Позже я узнал подробно его биографию. Родом из Сибири, перед началом войны окончил военное училище, в первых боях показал себя смелым командиром.
Челябинцы оказались на редкость трудолюбивыми, смекалистыми, они настойчиво изучали оружие и технику, осваивали приемы ведения боя. На стрельбище и полигоне ни днем ни ночью не утихали выстрелы, на учебных полях круглосуточно рокотали танковые двигатели. Люди готовились к боям серьезно, всесторонне.
Как-то среди ночи я возвратился с полевого занятия, зашел в штабную землянку. Кременецкий, склонившись над картой, наносил обстановку предстоящих учений. Я подсел к начальнику штаба, еще раз поинтересовался, как у нас укомплектованы отдельные роты, батареи и взводы.
Было далеко за полночь. Неожиданно в сопровождении командира корпуса генерал-лейтенанта танковых войск Г. С. Родина в землянку вошел командующий 4-й танковой армией генерал-лейтенант танковых войск В, М. Баданов. Я доложил, что все подразделения после учебных занятий возвратились в расположение бригады и личный состав отдыхает. Командарм внимательно меня выслушал, затем приказал:
— Поднять бригаду по тревоге!
Через несколько минут мощный рокот двигателей взорвал ночную тишину. В колонну начали вытягиваться танки, автомашины, груженные боеприпасами, продовольствием, обмундированием, загрохотали походные кухни.
В колонне автоматчиков бойцы тихо переговаривались. До меня донесся густой бас:
— Ясно, что выступаем на фронт, зря бы не подняли всю бригаду.
Но прогноз автоматчика не оправдался. Командующий армией решил проверить боевую готовность бригады. Нам было приказано провести учения с боевой стрельбой. На учения привлекался батальон автоматчиков, усиленный танковой ротой, артиллерийская батарея и саперный взвод. Начало учений в 12.00.
Утро застало меня на наблюдательном пункте. В короткие сроки была создана мишенная обстановка, дооборудованы позиции пехотинцев, артиллеристов, минометчиков, танкистов. Люди зарылись в землю.
Закончены последние приготовления, до личного состава доведена поставленная задача,
Часы показывали без двадцати двенадцать. Стояла духота, нестерпимо палило июльское солнце. Было тихо-тихо. Изредка налетал легкий ветерок, шелестел листвой молодых берез, выстроившихся в ряд возле нашего наблюдательного пункта. Я присел на бруствер. Закурил.
— Машины! — доложил штабной офицер.
На опушке леса появились виллисы, окутанные густой пылью. На высокой скорости они двигались в сторону наблюдательного пункта. Из первой машины вышел командарм. Я поспешил к нему навстречу. Генерал В. М. Баданов, как всегда, был в хорошем настроении. Он тепло поздоровался, спокойно выслушал доклад и прильнул к стереотрубе.
— Начинайте, — сказал командарм.
В воздухе повисла красная ракета. Почти в ту же секунду грянули артиллерийские выстрелы, из-за укрытий вышли танки и, выбрасывая снопы огня, рванулись вперед.
Поднялись пехотинцы. Бойцы, прижимаясь к танкам, проворно побежали по полю. Ура, ура! — неслось отовсюду. Дружный огонь достиг наивысшей плотности.
— Приятное зрелище, — не сдержался генерал Баданов. — Молодцы, челябинцы!
Рядом со мной стоял командир корпуса генерал-лейтенант Г. С. Родин. Я взглянул на него. Он мне казался всегда суровым, а тут его словно подменили. На лице — широкая улыбка. Вдруг он оборачивается ко мне:
— Ну что ж, атаковали неплохо. Но, как говорится, цыплят по осени считают.
Намек понятен. Меня неожиданно озноб прошиб: а вдруг не все мишени будут поражены?
Скоро выяснилось: и стреляли вполне прилично. Учения закончились. Я приглашаю генералов отобедать.
— Спасибо за приглашение, — пожимая мне руку, сказал командующий. — Но мы спешим. До встречи на фронте…
На траве вокруг походных кухонь расселись бойцы, сержанты, офицеры. Люди с аппетитом опустошали котелки и миски.
Едем на фронт
У входа в палатку сидит ординарец Собко. На лице радость: получил наконец письмо от жены. Боец делится своими переживаниями.
— Трудно им без меня. Но что поделаешь? Теперь всем нелегко.
— Принеси-ка водички.
Собко принес ведро с холодной водой, зачерпнул кружку.
— Спасибо, я сам.
После дневной духоты было приятно освежиться. Я прилег на кровать, сбитую наспех из сосновых досок, потянулся к свежим газетам. В центре внимания прессы — события на Курской дуге. Немецкое наступление на северном фасе дуги захлебнулось. Развернувшееся здесь 12 июля ожесточенное сражение характеризовалось теперь разнообразием боевых действий: на одних направлениях наши войска вели наступление, одновременно отражая контратаки противника, на других — сдерживали натиск в тяжелых оборонительных боях, на третьих — шли упорные встречные бои.