Путь наверх. Книга вторая. Королева
Шрифт:
– Ну, давай, Курт! За здравие! За встречу! – серебряные кубки издали мелодичный звон, соприкоснувшись, и старинные друзья осушили их до дна.
Ливий отрезал добрый кусок окорока, положил его гостю на тарелку и вернулся к прерванному разговору.
– Девчонка, – он с сожалением покачал головой, – огонь. Край света. Ты думаешь, будто Королева послала её к тебе? Нет, Курт. Она слышала разговор Демиры с Арефой и знала, что Арефа после заедет к тебе. И знала, о чём он тебя попросит. Королева не хотела, чтобы Арефа просил тебя, он сам так решил. И Ария, чтобы ты не отказал, поехала к тебе сама.
– Ария… –
– Сущий огонь, – кивнул Ливий, наливая ещё вина, – оставил же король Вирджил наследие! Мы с Демирой уж дни считаем, когда выдадим замуж эту бесноватую!
– Она прекрасная наездница, – Арий Конрад уже овладел собой и вновь закрылся непроницаемой маской, – за время пути я не видел, чтобы она чем-то выдала свою усталость. Так похожа на Демиру…
– Ага, – министр финансов сделал добрый глоток из кубка, – чё ей похожей не быть, ежли Демира воспитала её? Вот и научила на свою голову. Одни хлопоты с этой девкой. Скорее бы уж замуж выдать.
– Так Демира не нуждается в моей помощи? – уточнил Бессмертный. – Она так уверена в своих силах? Или мнит, что армия её солдат остановит Норта Безликого?
– Ты что, Демиру плохо знаешь? – удивился Ливий. – Упрямая, гордая! Она решилась заключить союз с Верховным Жрецом бога Сета Чёрным Велором и сама выступит в поход против Норта Безликого! Соберёт отряд и пойдёт с Велором к Ледяным Скалам Безвременья.
– В поход против Норта Безликого? – Арий Конрад отставил кубок с вином и оглядел министра проницательным взглядом. – И ты пойдёшь?
– Пойду, а чё, – не смутился Ливий.
– Вы безумны в гордыне своей?
– Да не больше, чем когда попёрлись с тобой в Белую Пустыню, – парировал Ливий.
– Тогда было иначе! – живо возразил магистр. – Тогда мы лишь выполняли предначертанное! Тогда звёзды освещали нам дорогу, и ветер был попутным! Парад планет в тот год сулил нам удачу!
– И в этот год Луна и Солнце встанут в ряд, нужно лишь дождаться того дня, и удача будет нам попутчицей, – уверил его Ливий, – а тогда мы были пешками в твоей игре, не более. Но, что есть, то есть – рассчитался тогда ты с нами по совести.
– Нет, вы не понимаете! – Арий Конрад взял кубок с вином, и Ливий заметил лёгкую дрожь в его руке и не поверил тому, что видит. – Теперь всё иначе! Я должен поговорить с Демирой.
– Поговоришь. Вернётся с празднества, и поговоришь. Ныне на целую неделю раньше празднуем Осенины, – пояснил министр, – не весь урожай ещё сняли, но жители окраин в смятении. В деревне, что в самом подножии Ледяных Скал стоит, весь месяц неспокойно. То среди дня затянет небо хмарью и ровно ночь настаёт. Воздух тревогой заражён. То будто хохот зловещий с вершин скал слышится. А то было ввечеру, подул ледяной ветер, и иней покрыл крыши домов и деревья. Собаки будто взбесились, выли и рвались с цепи, коровы истошно мычали в стойлах, а после дойки всё молоко скисло.
– И Демира пойдёт войной на Норта, потому что дерзкий мальчишка сквасил молоко у её коров? – Арий Конрад коротко рассмеялся. – Провокацией посчитала и оскорблением? Да пусть благодарит Безликого, что так пошутил.
– Вот и поблагодарит за всё, – пообещал Ливий, – да так, что впредь шутить не повадно будет. Город празднует Осенины, а Демира только с утра на празднестве была, раздала народу хлеб, мёд и вино, а теперь
– Пьян ты уже, Ливий, не соображаешь, что говоришь, – равнодушно отозвался Арий Конрад.
– Да с чего бы? – фыркнул министр. – Ты же здесь ради неё, не лукавь! Вот и выпей-ка ещё лучше.
Королева Руаны стояла перед большим зеркалом в оправе из слоновой кости, опершись руками о туалетный столик, и мрачно рассматривала своё отражение. Вокруг неё суетился камердинер, шнуруя корсет тяжёлого, роскошно расшитого золотом и жемчугом платья.
– Туже затягивай, Парис! – велела Демира. – Я перед этим Арий Конрадом Бессмертным при полном параде предстать должна!
– Вам бы лучше отдохнуть после смотра воинов, моя королева, – робко возразил камердинер.
– Делай, что велено! – отрезала государыня, и слуга, покорно вздохнув, туже затянул шёлковую шнуровку.
Демира выпрямилась, повернулась, оглядывая себя в зеркалах.
– Вы прекрасны, ваше величество! – камердинер почтительно поклонился.
Королева тяжело передохнула, отёрла дрожащими руками бисеринки пота с висков. Горящий взгляд выдавал сильное волнение.
– Вам нехорошо, моя королева! – камердинер бросился к ней. – Это из-за тугого корсета!
– Нет, – срывающимся голосом отозвалась Демира, – это осколки прошлого режут мне сердце.
Она плохо помнила миг той первой встречи. Как прошла в тронный зал, как начищенный паркет пола будто ушёл из-под ног, когда увидела эту высокую статную фигуру и устремлённые на неё серые льдинки глаз.
Миг только морок владел ею. После достало сил церемонно кивнуть на приветствие Бессмертного, сесть на трон и протянуть руку для поцелуя. Арий Конрад задержал в своей ладони её руку чуть дольше, чем полагалось по этикету. Близко, так близко она увидела его спокойное чистое лицо, серые глаза, смотревшие на неё проницательно, испытующе, но без холода, лёд в них истаял. А потом он поднёс к своим губам её руку, и она ощутила ту забытую, из далёкого прошлого прохладу и нежность, и будто протрезвела.
Минувшее с разочарованиями и болью рухнувших надежд невозвратно! И власти над будущим не имеет! Теперь всё иначе!
Арий Конрад смотрел на неё и видел перед собой Королеву. Чужую королеву чужой страны из чужого мира. Спокойная, уверенная в своей власти, одетая с немыслимой роскошью. Где та Демира, которую он так тщился забыть эти годы? Где живой огонь чёрных глаз, дерзкая улыбка, вольно раскрылённые плечи?
Нет, Демира не изменилась внешне, время будто свой бег остановило. Она такой же осталась, как пятнадцать лет назад была, но и другой. Наделив её силой и знаниями, Арий Конрад невольно передал ей долгую молодость. Она, как и прежде, была красива, но огонь в её глазах потух, взгляд стал равнодушным и пустым. И будто бремя власти придавило её, привязало к земле, не было той лёгкости, того духа свободы, что он помнил. Драгоценные камни на платье тяжестью своей будто бы легли и на душу её, заслонили своим блеском, закрыли от вольной жизни.