Путь наверх. Книга вторая. Королева
Шрифт:
– Это твоя дочь? – спросила Демира.
– Этого младенца подбросили на крыльцо дворца третьего дня, – ответил король, – это знамение. Черноволосая девочка в моём дворце, а потом пришла ты, – он протянул руку и коснулся её косы, – черноволосая женщина со своим войском, и освободила страну.
– Я исполню твою волю, – кивнула воительница, – как имя девочки?
– Ария, – ответил государь, и Демира невольно вздрогнула, и это не укрылось от взгляда Вирджила Великого, – Ария, – повторил он, внимательно глядя на неё, – это значит «избранная». А теперь слушай, – король надел
Он рассказал ей о природных богатствах страны, о том, как ведутся меновая и торговля, о традициях и быте, о тех, кто служит при дворе.
– Остерегайся первого министра Дан Лукаса, – предупредил король, – он отомстит тебе за утраченную власть.
А вечером был пир в её честь и в честь её армии. И воительница, наконец, смогла сбросить с себя усталость и напряжение многих дней. Сброшены были и доспехи, пропылённые, окровавленные, и светло-зелёное платье, затканное серебром и расшитое белым жемчугом, что преподнёс ей король, так к лицу было Демире, такой красивой её сделало, что вновь и вновь звучало «ура» под сводами замка, во славу её – Королевы.
Всю ночь играла музыка и слышна была дробь башмаков, отплясывающих под волынку на площадях. Прямо на улицах стояли столы, и всё, что оставалось в осаждённом городе, все запасы снеди лежали на блюдах. Призрак голода больше не грозил Сеноту.
Любовь кипела в тёплом осеннем вечере, напоенном запахом последних роз. Горожанки бросались в хмельные объятия воинов, поцелуями исцеляли их раны. И наверху этого праздника жизни была она, воительница Демира, даровавшая руанцам мир и свободу.
Она тоже смеялась, и поднимала кубки и танцевала под звон тимпанов. И ей верилось, хотелось верить – она счастлива. Ведь это – её праздник.
Назад пути не было, а будущее рисовалось как сквозь туманную дымку. Что там, меж зубцов короны? Как это – быть королевой?
Демира ушла задолго до окончания пиршества. Перевалило за полночь, но веселье было в самом разгаре. Она старалась уйти незаметно, чтобы не обидеть своим отсутствием людей. Король – она приметила – ушёл ещё раньше. Рана сильно тяготила его, он слабел, и не хотел, чтобы народ видел его таким.
Воительница вошла в прохладные сумрачные покои дворца. Тишина окружала её, лишь свет лампады бросал жёлтые тени на каменные стены и выложенный белой глиняной плиткой пол. Демира поднялась в отведённую ей комнату, зажгла свечу, подошла к узкому, забранному кованой решёткой окну и распахнула ставни. Прохладный ветер плеснул в лицо.
Демира вынула заколки из волос, свободно тряхнула головой. Расшнуровала корсаж платья, и тяжёлые юбки скользнули к ногам. Она переступила через них, осталась в одной нижней рубашке, подняла руки, расправляя упавшую на плечи волну тёмных волос.
Она не чувствовала вины. Ни перед памятью Говарда, ни перед своей любовью к Арий Конраду, ни перед правом остаться честной к себе.
Король провозгласил её королевой. Теперь нужно, чтобы её признал народ.
Демира одёрнула подол тонкотканной нижней рубашки, взяла лампаду. Никто не увидит её раздетой в коридоре. Все празднуют. Ей же нужно отдать долг. Она не любила ходить в должниках.
Она миновала длинный коридор и поднялась по лестнице в опочивальню короля, не медлила перед дверью, открыла её и вошла в комнату. Подошла к большой кровати под алым балдахином, откинула кисейный полог. Король Вирджил Великий спал, лицо его было спокойно. Белая рубашка закрывала его раненое тело.
Демира присела на край кровати, легко перебросила стройные ноги на тонкие, ласкающие негой простыни.
– Имя тебе – Искушение, – тихо сказал Вирджил Великий и открыл глаза.
Их ясный взор не был затуманен сном или волнением. Он ждал её. Он знал, что она придёт.
– Мой король, – насмешливо произнесла Демира и коснулась ладонью его широкой груди.
Впервые она увидела, как сурово сжатые губы этого мужчины тронула мягкая, почти нежная улыбка.
– Над тобой нет королей, Демира, – напомнил он, – всё, что ты делаешь, ты делаешь по велению своего разума и сердца.
– Не думаю, что мне придётся жалеть об этом, – воительница протянула руку, расстегнула ворот его рубахи.
– Халиф на час, – спокойно произнёс Вирджил Великий, – день убьёт меня.
– Такова воля богов, – согласно кивнула Демира.
– Ты пахнешь соблазном и мёдом, – грубая мужская ладонь коснулась её лба, спустилась к щеке, отодвигая прядь густых волос, легла на плечо, скользнула по нему, сбрасывая вниз короткий рукав рубашки.
– И к чёрту вечность! Какой в ней прок? – пробормотала Демира, потянулась вперёд и задула стоявшую в изголовье кровати свечу.
Её разбудило чувство тревоги. Предчаяние подкравшейся беды будто подбросило, заставило открыть глаза и подняться, сесть на постели. Вирджил Великий лежал рядом с нею. Чело его было спокойно, как у спящих, но он не спал. Ровное дыхание не вздымало могучую грудь короля, не вздрагивали в полёте сновидений опущенные веки. Тело неподвижно застыло на кровати, и тонкая струйка крови спускалась из уголка плотно сжатых губ на подбородок. Государь был мёртв.
Тело его ещё не успело остыть, и кровь не подсохла, но напрасно Демира тщилась вернуть ему жизнь. Не зажечь было боле эту угасшую лампаду.
Гоня прочь от себя паутину липкого страха, она встала и надела свою смятую нижнюю рубашку. Сначала Говард. Ночь с нею, и смерть в бою. Теперь король. Яд стрелы убил его, но смерть пришла за ним не вчера, не завтра, а на рассвете, после ночи с нею. Она приносит погибель всем, кто осмеливается любить её. Удел её – одиночество. И Корона.
Демира видела столько смертей, что давно разучилась оплакивать ушедших. Она посмотрела на спокойное лицо короля, взяла богато затканное покрывало и закрыла его обнажённое тело. Наклонилась и чуть коснулась губами его чела, прощаясь. «Я буду достойна Короны!» – поклялась она над одром смерти.