Путь Никколо
Шрифт:
— Ну, они все же на одной стороне. Так, стало быть, Асторре желает остаться с Шаретти?
— Будь с ним полюбезнее, и он останется.
— А ты? — Николас напряженно ожидал ответа.
Юлиус не смотрел на него. Взор его был устремлен на ристалище, где поединщики уже выстраивались в привычный турнирный порядок. Между барьерами поросшая травой площадка была ровной, чистой и зеленой. По обеим сторонам соперники в шлемах и с полным вооружением ожидали в боевой готовности. Солнечные лучи отразились от вскинутых труб, и над равниной разнесся грозный рокот барабанов.
— Я
— Что делаю?
— Деньги. А что ты думал? Вот Феликс, — указал Юлиус. И они оба замолчали и принялись наблюдать.
Все почести этого дня собрали сторонники графа Федериго, и с Феликсом не случилось ничего дурного. Грязный и сияющий, увенчанный лаврами, он ошарашенно улыбался всем вокруг, шагая в одном ряду с победителями под бой барабанов, свист и трубный рев обеих армий. Лоппе в синей шелковой ливрее Шаретти шагал следом, держа в руках призовой кошель с золотом.
Процессия дважды обошла ристалище и разделилась. Медленно, словно расступившееся Красное море, зрители разошлись: половина к холмам, а другая половина — к шатрам на равнине. Слуги второпях принялись разбирать загородки и барьеры. Свиты обоих командиров, коротко поприветствовав друг друга, также двинулись в противоположных направлениях, с развевающимися знаменами и под бой барабанов. Феликс, вырвавшийся, наконец, из торжественной процессии, едва очутился в лагере, как тут же завопил и застонал под дружескими затрещинами и тычками, — что, впрочем, не помешало ему зорко следить за Лоппе и кошелем с деньгами.
Только Тоби не было поблизости.
— Ну, еще бы! — отозвался Феликс. — Вы разве не видели?
Поскольку им не настолько повезло, как Феликсу, то друзья его ничего не видели.
— Так что, и не слышали тоже? — изумился Феликс.
У одного из миланских оруженосцев лошадь понесла, и он вылетел на арену в тот самый момент, когда де Марсиано скакал к барьеру.
Они едва не налетели друг на друга. Оба могли погибнуть, но граф Федериго вовремя это заметил. Он бросил в галоп своего боевого коня, вклинился между ними и, схватив под уздцы лошадь оруженосца, оттащил того прочь. Но его собственный скакун так взвился на дыбы, когда он дал ему шпоры, что у графа что-то неладное с позвоночником. Слезть с седла он смог, но больше не двигается. Похоже, дело плохо.
— Граф Федериго? — воскликнул Томас. Протолкавшись ближе, Асторре остановился рядом.
— Вы что здесь стоите? Jonkheere Феликс, идите, снимайте доспехи. Граф Федериго? Он жив. Просто повредил спину, поэтому не может двигаться. Мейстер Тобиас и мейстер Годскалк сделают все необходимое. Мы все равно получили выигрыш. Мессер Алессандро уже заплатил. Хорошие деньги для семейства Шаретти. Трижды ура нашему…
— Пустая трата времени, — заметил на это Юлиус. — Насколько я знаю Феликса, он не даст нам ни медяка. Но что же мы будем делать теперь без нашего славного командира, лорда Федериго де Монтефельтро, графа Урбино?
— Его место может занять Сфорца из Песаро, — предположил Николас. — Мессер Алессандро — брат герцога Миланского,
— Поговаривают, — сказал стряпчий, — что Алессандро любит подраться. Не думаешь, что он постарается завязать сражение?
— Не знаю, — отозвался Николас. — Хотя ради Асторре попытаюсь выяснить, что смогу. Я собираюсь вскоре отправиться домой. Надеюсь, что Тоби, как только вылечит графа, сможет меня сопровождать. Ну, и Феликс, увенчанный лаврами, будет рад вернуться в Брюгге.
Он ждал.
— Тоби? — наконец спросил Юлиус.
— У нас с ним общие дела. Он почти такой же способный, как и ты, но лучше ставит клизмы.
— Вот спасибо, — ответил на это Юлиус и, помолчав, добавил: — Какие дела?
— Денежные. Если бы ты не присоединился к Асторре, я бы предложил тебе поучаствовать. Это имеет отношение к Шаретти. Но занимаюсь всем я, а не демуазель. Я подыскал для нее стряпчего. Грегорио из Асти.
— Феликс мне сказал Я о нем слышал. А Феликс знает, о чем ты ведешь речь? — недоуменно поинтересовался Юлиус.
Николас усмехнулся:
— На моей памяти, это первый случай, когда он способен сохранить что-то в тайне. Я предупредил его, что если он проболтается хоть одной живой душе, то потеряет все деньги.
— Тогда, похоже, ты во мне не нуждаешься. О чем бы ни шла речь, ты уже сделал все сам.
— Но ведь ты пока выигрывал войну в Неаполе, — заметил Николас. — Однако теперь это предприятие нуждается в повседневной заботе, и я прошу тебя присоединиться к нам. Если не хочешь, то неважно, я не стану загружать тебя подробностями. А если хочешь — скажи. Но не торопись. Тоби сперва должен поставить на ноги графа Федериго, прежде чем мы уедем. По крайней мере, он не поет.
Николас был рад, наконец, добраться до палатки, поскольку лихорадка ослабила его куда больше, чем он предполагал Юлиус ушел.
Он, вообще, казался странно притихшим и пока ничего не обещал. Но, вероятно, взвесив все, решит вернуться в Брюгге. Рухнув на койку, Николас еще пытался думать об Асторре и его помощниках, но почти сразу заснул.
Проснулся он, уже когда было темно, и Тоби лежал на соседней постели, читая при свече. Он шевельнулся, и Тоби, не поднимая глаз, бросил:
— Ты обратил Юлиуса в свою веру? Полагаю, решил, что дело того стоит.
— Забросил наживку, — отозвался Николас. — Еще будет время спросить, как у него с турецким. А что там граф?
— Жить будет, — Тоби отложил свои бумаги. — Одноглазый, со сломанным носом, больной спиной… тридцати восьми лет от роду. Спина у него вся как стеганое одеяло, и шевельнуться он не может ни на пядь, но жить будет. Поднимется на ноги через две недели.
— По словам Юлиуса, Алессандро рвется в бой, — заметил Николас.
— Алессандро хочет выступить, пока Урбино болен, и возглавить победоносное сражение. У них только что состоялся военный совет с участием графа. По счастью, у Федериго мозги ничуть не пострадали. Полчаса он доказывал, что у нас недостаточно людей для наступления; мы и без того поддерживаем на достаточной высоте боевой дух, устраивая постоянные вылазки. Так что следует тихо сидеть и выжидать.