Путь Никколо
Шрифт:
Помощник Хеннинка, работящий сукновал по имени Липпин, вспомнил, что у точильщика нужно забрать ножницы, и, обнаружив слонявшегося без дела Клааса, отослал его с этим поручением. Ему и в голову не пришло, что по какой-то причине Клаасу вот уже неделю запрещалось покидать дом. И Клаас, опасаясь, как бы Липпин не вспомнил об этом, унесся со всех ног, прямо как был, в деревянных башмаках и в фартуке, забрызганном мочой. Феликса он отыскал в одном из пустующих кабинетов банка Медичи, располагавшегося в высоком особняке рядом с рынком. Феликс, похоже, был
— Кто тебе сказал, что я здесь?
— Винрик, меняла, — примиряюще отозвался Клаас. Винрик, обходивший улицы со своим денежным лотком, был лучшим источником сплетен во всей Фландрии.
Феликс хмыкнул.
— А за это ты пересмотрел все записи Винрика за неделю и обнаружил там три ошибки в подсчетах. Этот скверно пахнущий ремесленник, — пояснил Феликс своему единственному слушателю, новому клерку, только что прибывшему из Флоренции, — этот фламандский недоумок вычитает и складывает просто для удовольствия, как мы с тобой пьем или портим воздух, или думаем, на что бы спустить свои денежки.
— Ну, если ты намерен их тратить, то кто-то же должен экономить, — резонно возразил Клаас. Взглядом он окинул полки, где Медичи складывали свои пакеты, письма и записи. — Для тебя могу сэкономить тоже, — предложил Клаас юному клерку, который не сводил с незваного гостя изумленного взгляда, понемногу отступая все дальше, но не в силах спастись от запаха, исходившего от фартука Клааса.
— Вот здесь, к примеру, — Клаас провел пальцами цвета индиго по книге заказов. — Что здесь такое?
Мальчишка с сомнением покачал головой.
— Ну, довольно, — устало заявил Феликс. — Не обращай на него внимания. Это болезнь. — Он вновь обернулся к Клаасу. — А почему у тебя с собой матушкины ножницы?
— Их отдавали точильщику, — пояснил Клаас.
— Так значит, она не ждет тебя обратно? — воскликнул Феликс, в этот момент очень похожий на своего отца.
— Нет, — глазом не моргнув, ответствовал подмастерье. — А чего ты ждешь?
— Лодку Томмазо. Он собирается в Слёйс. Сегодня на фландрских галерах день частных сделок. Я хочу обезьянку.
— Тебя отошлют назад в Лувен, — заявил Клаас. — Хозяйка узнает, что ты уезжал из города.
— А я скажу, что это ты купил для меня, — ничуть не смутился Феликс.
Клаас задумался.
— Ты хочешь сказать, что я должен отправляться в Слёйс вместе с тобой?
— Ну да, — согласился Феликс, впервые задумавшись о практическом воплощении своего замысла. — То есть, конечно, если Томмазо сможет отделаться от своих священников и монахов. Он выбирает тенора для часовни Медичи в Италии. — Лицо его озарилось широкой улыбкой. — Вот ужас-то, верно?
Даже сквозь бесчисленные двери до них доносились отзвуки пения. И впрямь, это было ужасно.
Клаас подмигнул мальчишке:
— Скольких он уже прослушал?
Отвернувшись от зловонного фартука, тот отозвался, демонстративно обращаясь к молодому человеку в добротной одежде и в шляпе:
— Это уже третий. Брат Жиль из хора августинцев. Приятель одного из наемников,
— Ого, — только и сказал Феликс, накручивая на палец прядь волос.
— Он что, такой строгий, этот Асторре? — поинтересовался мальчик. — Ты не хочешь видеться с ним?
Феликс повел плечами:
— Он просто состоит на службе у моей матери. Я еду в Слёйс.
— Пусть он все купит для тебя, — предложил Клаас. — Обезьяну, плащ из леопардовой шкуры. Может, новые перья для шляпы?
— Я еду в Слейс, — повторил Феликс Пение прекратилось.
Открылась дверь.
— Я все слышал, — заявил капитан Асторре. — Jonkheere Феликс.
— Я еду в Слёйс, — в третий раз повторил jonkheere Феликс.
Клаас редко вздыхал.
Вот и сейчас он сказал лишь:
— И я тоже.
И широко улыбнулся солдату, который рассеянно потрепал его по щеке со словами:
— Так чего же мы ждем?
Асторре был в хорошем расположении духа, потому что его приятель брат Жиль, оказался избран для часовни Медичи. Лицо Феликса просветлело. Он улыбнулся Асторре и Томмазо Портинари, который появился в дверях, чтобы проводить их всех на баржу, и даже Клаасу, который покорно последовал за ними в одних чулках, повесив на шею деревянные башмаки, дабы поберечь сходни, и сунув под мышку ножницы, завернутые в фартук.
Они отплыли без всяких проблем, и даже Томмазо выглядел бодрым как никогда Они направлялись в Слёйс к венецианским галерам.
Позднее (хотя он несколько преувеличивал) стряпчий Юлиус любил повторять, что худший миг в его жизни настал в тот солнечный сентябрьский день, когда с палубы венецианского флагмана он обнаружил ялик, принадлежавший Медичи, который плыл по каналу прямо в их сторону.
На борту находился сын его нанимательницы Феликс, который давал слово не покидать Брюгге, и подмастерье его нанимательницы Клаас, который должен был находиться под домашним арестом в красильне, и Томмазо Портинари, которому его нанимательница не желала быть ничем обязанной, и который, судя по его недовольному виду и сморщенному носу, собирался потребовать с кого-нибудь возмещения своих страданий, оттого что пришлось терпеть запах клаасова фартука всю дорогу из Брюгге в Слёйс.
И наконец, самое худшее: на носу ялика красовался собственной персоной капитан Асторре, горделиво вздернувший бородку. И вот уже он на молу, глазами-пуговками изучает башни, возведенные из корзин, дворцы из тюков, горы свертков, пакетов, ящиков и бочонков, между которыми цепочками, группами и поодиночке перемещались люди, перенося их по частям на баржи и повозки, и на склады, под качающимися клювами кранов.
Затем бородка нацелилась на корабль, и Юлиус поспешно отступил на шаг. В конце концов, ведь на рейде стояли две галеры, и теперь оставалось лишь молиться, чтобы Феликс, Клаас и Асторре выбрали вторую, не флагманскую.