Путь Никколо
Шрифт:
Поднявшись на следующее утро, он обнаружил, что дом пуст, а на столе стоит холодный завтрак. Однако выглянув во двор, он обнаружил там небольшую толпу, которая слушала Клааса, восседавшего на какой-то тачке; и молодой рыжеволосый оценщик, с которым они когда-то играли в кегли, тоже стоял рядом и внимательно прислушивался. Наконец разговоры подошли к концу. Люди разошлись, а Клаас с оценщиком вместе направились к закладной лавке и хранилищу. Феликс спустился к ним.
— А, вот и ты, — поприветствовал его Клаас. — Если ты уже позавтракал, то нам пора в путь. Люди, живущие
Битва за Генаппу вновь возобновилась. Первый выстрел в Брюгге был сделан матерью Феликса Феликс должен поехать в Лувен и там вместе с Клаасом изучить, как новый управляющий ведет дела Затем вместе с Клаасом ему надлежит наведаться в Генаппу, и наконец вернуться домой. Феликс отказался наотрез, и был изгнан матерью из комнаты.
Второй залп со стороны Хеннинка. Кого из слуг Феликс возьмет в Лувен и Генаппу? Он не едет. Хеннинк удивленно поднимает брови. Тогда, вероятно, ему придется спросить насчет челяди у Клааса. Но он-то думал, что у вдовы хватит здравого смысла, — да простит его jonkheere Феликс, — не посылать простого слугу по таким делам. Клаас в Генаппе! Милорд дофин решит, что в Брюгге люди сошли с ума.
Назад, к матери. Разумеется, если Феликс не желает представлять семью, то Клаасу придется поехать в Лувен одному. Она не может сейчас оставить Брюгге. А вопрос с Оливье нужно решать срочно. Что же касается Генаппы, то на этот счет Клаасу известно куда больше, чем ей самой.
Так, где Клаас? Он отыскал Клааса. После чего Феликс заявил тому, что прекрасно понимает, зачем им ехать в Лувен, ведь нужно проверить этого нового управляющего. Но что это за история насчет визита к дофину?
Дофин? Генаппа? Это слово можно рявкнуть, и Феликс рявкнул.
А, Генаппа. Да, верно. Клаас хотел навестить знакомого в Генаппе, но, разумеется, это не сам дофин, а просто один из его челядинцев. Раймонд дю Лион, так его зовут. Это ненадолго. Просто вырваться после обеда из Лувена и вернуться обратно вечером, ведь иначе у него не будет другой возможности повидаться с Раймондом. Если Феликсу неинтересно, ему ездить необязательно.
Феликс (по словам Феликса) не имел ни малейшего желания ехать в Лувен, а уж тем более участвовать в посиделках слуг в Генаппе. Но Лувен — это действительно важно. Он не может позволить, чтобы какой-то подмастерье представлял семейство Шаретти. Он поедет.
Феликс поменял свои планы, перенес встречи и выехал из Брюгге вместе с Клаасом и небольшой свитой в отвратительном расположении духа, которое продлилось все два или три дня путешествия. Затем Клаас подыскал ему неплохой бордель в Брюсселе и постоялый двор, где отменно готовили, а жена хозяина непременно хотела узнать, каково это — управлять лучшей таверной в Брюгге. К тому времени, как они добрались до Лувена, Феликс уже был настроен вполне по-деловому. Но теперь в программе опять возникла Генаппа.
— Ты никогда не думаешь о своей хозяйке, —
— Ладно, — мирным тоном отозвался Клаас. Апрельское солнце позолотило его кожу, а в ямочках на щеках отражался синий цвет камзола. — Вот только мне придется отослать кого-нибудь с письмом к дофину, чтобы извиниться. Он ждет нас сегодня вечером.
— Что?
— Ты спал, — пояснил Клаас. — Мой друг Раймонд утром прислал письмо. Милорд дофин желал бы увидеть нас обоих. Это большая честь для человека вроде меня.
— Была бы большая честь, если бы ты поехал, — отрезал Феликс. — Я поеду сам. Я скажу им, что ты заболел.
Клаас не спорил. Феликсу это не нравилось.
— Тогда, вероятно, тебе следует сказать им это прямо сейчас, — тем же умиротворяющим тоном заявил он. — Там, снаружи, нас ожидает эскорт, дабы препроводить в Генаппу. Боюсь, что я уже виделся с ними, но они вполне могут поверить, что я заболел. К примеру, я мог упасть.
И он оценивающим взглядом окинул двор, а затем покачнулся назад, упираясь руками в бедра и изображая полную готовность.
Все это было ужасно глупо, внезапно осознал Феликс И забавно. Он наконец перестал дуться. Застонал, — и Клаас тут же поднял на него глаза, широко улыбаясь:
— Неужто ты и впрямь думал, что кто-нибудь поверит, будто этот глупый шлем одолжил тебе Гёйдольф де Грутхусе? Да и будь он его, ты бы давно сгорел от зависти. Ладно, выхода нет. Ты никогда не умел врать.
— А матушка знает?.. — начал Феликс.
— Разумеется, твоя мать знает, что ты что-то задумал, — подтвердил Клаас. — И еще половина Брюгге. Предполагают, что дофин выехал на охоту, и ты встретился с ним, поговорил о собаках, и он отнесся к тебе с симпатией. А поскольку ты был в Генаппе, то он попросил одного из своих учителей фехтования немного позаниматься с тобой. Затем кто-то одолжил тебе доспехи, которые ему самому не подходили. Но с какой стати ты молчал?
— Доспехи — это был подарок, — пояснил Феликс. — Я знал, что она не позволит мне их оставить. Могли пойти слухи. Клиенты решат, будто Шаретти интригуют с дофином. Впрочем, они и без того говорят об этом. Знаешь, любая страна, которая ненавидит Францию, посылает людей в Генаппу, чтобы интриговать с дофином. Чтобы он мог отвоевать все свои земли у отца, чтобы он после его смерти стал королем Франции и осыпал их милостями.
— Ты хочешь сказать, что не интригуешь с дофином? — уточнил Клаас. — Какое разочарование. Я думал, что смогу присоединиться к тебе и тоже получить снаряжение для турнира.
Феликс расхохотался.
— Это вряд ли. Но, знаешь, я кое о чем подумал.
— О чем же?
— Со следующей сделки отдай прибыль мне, а не матушке, и я сам куплю доспехи. Тогда я не буду никому ничего должен.
— Вот это правильно, — подтвердил Клаас. — А потом твоя матушка сможет продать эти доспехи и вернуть себе прибыль.