Путь познания. Размышления…
Шрифт:
Многочисленные кавалеры – женихи, как называли их её сёстры, поочередно или вместе бывали в нашем доме, приходя на наши праздники – дни рождения, памятные даты, праздничные дни. Эти праздники, их активный характер, претендовавший на характер торжественных приёмов в нашем доме, неустанно поддерживала бабушка. Она была озабочена тем, что все её дочери никак не могут найти себе спутника жизни, но Лёля, по – мнению бабушки, была на особом положении в отличие от остальных сестёр Абакумовых. Её постоянные прогулки с кавалерами, которые всегда продолжались за полночь, так, что Лёля приноровилась, чтобы не потревожить остальных сестёр, с благоволения своей материи, возвращаясь из очередной прогулки домой, пользоваться крайним левым окном, находившимся как раз напротив бабушкиной кровати.
Таким образом, Лёля обходилась
Именно через это окно к нам иногда наведывался Савельич. Это был, как мне объяснила бабушка, её старый знакомый. Он до революции работал в семье Абакумовых возчиком. Семья имела свой собственный выезд. Тогда, если говорить об окне, через которое мы все вместе с Еленой Агеевной общались с Алексинским миром, к нам пришёл Савельич. Он принёс Елене Агеевне, которую очень уважал, стерлядку, в то время ещё водившуюся в Оке. В тот день Савельич поделился с бабушкой своими новостями. Он рассказал о том, что его сын Гарик, который учится в Москве, скоро станет настоящим дирижером оркестра. Бабушка тогда с большим вниманием и пониманием выслушала его рассказ.
Левое окно нашего дома стало постоянным каналом для выхода семьи в алексинский мир. Несмотря на столь экстравагантный способ возвращения Лёли домой, глава семьи – бабушка по – прежнему поощряла поведение своей младшей дочери. Она считала, что так дочь скорее найдёт спутника жизни. Также бабушка приветствовала устройство «приёмов», которые обычно бывали в праздничные дни.
Для устройства «приёмов» служили также дни рождения Лёли. Тогда, в саду в решетчатой беседке и рядом с беседкой накрывали столы, которые красиво сервировались и устанавливались разными закусками (это были уже не голодные 30-е, а 40-е годы), когда в России была не такая уж плохая жизнь. Особым вниманием на таких приёмах при сервировке столов пользовались Абакумовские пироги с начинками из мяса, риса с яйцами, гречневой каши, зелёного лука. Особым мастерством в приготовлении этих пирогов отличалась средняя сестра – тётя Лида. Она умела выпекать эти пироги так, что они буквально таяли во рту. Такими вкусными они у неё получались. В такие «приёмы» и праздники в нашем саду было очень весело и шумно. Звучал патефон, ручку которого старательно крутила Лёля, озабоченная тем, чтобы музыка, звучавшая из патефона, не прекращалась.
А молодые парни – кавалеры и девушки, которые тоже приглашались на эти праздники, танцевали модное в то время «танго». Посещения гостей на этих «приёмах» не всегда кончались благополучно. Помню один из таких праздников, когда один из кавалеров во время шумных танцев умудрился сломать ногу. Поднялась суматоха, ведущую роль в ней играла Лёля. Но это был исключительный случай. Обычно же поведение гостей было под жестким контролем Елены Агеевны. Она всегда хотела знать, что за люди пользуются вниманием Лёли. Для этого бабушка Лена приказывала Лёле ставить на ломберный столик, что под «венецианским» зеркалом, находившимся в «зале», напротив бабушкиной постели один из праздничных пирогов, скорее всего «Наполеон», слоёный сладкий пирог, в изготовлении которого сёстры Абакумовы были большие мастера. После того, как «Наполеон» был водружён на ломберный столик, бабушка велела Лёле просить кавалера, который в то время был в фаворе у Лёли, принести из дома сладкий пирог. Лёля объяснила тому, как и куда идти и где взять пирог. В результате успевшая привести себя в порядок (чтобы не испугать кавалера своим болезненным видом) бабушка, спокойно осматривала и оценивала кавалера, когда он проходил в «залу» взять «Наполеон». После этой «аудиенции» Елена Агеевна сообщала Лёле своё мнение, рождённое осмотром её кавалера, а Лёля с этим мнением очень считалась.
Глава вторая
Последние школьные годы я провёл в Туле, также как многие алексинцы, стремясь учиться в областном городе. Здесь, в канун начала Великой
В Туле я учился в 4-ой средней школе, что на улице Ленина. Тогда мы жили в доме № 51 на Гоголевской улице, вместе с нашей семьёй снимала квартиру семья Остроумовых, младшим Остроумовым был школьник Волька. Тогда я учился 4-ой школе в 8-ом классе, в то время как Волька был учащимся 10 класса. Но эта раз разница в возрасте нам не мешала. Её стирало также наше с ним увлечение фотографией, Волька был по сравнению со мной более серьёзным любителем и имел хорошо известный в то время фотоаппарат «Фотокор». Это был тяжелый, серьёзный фотоаппарат с отличным объективом и точной кремальерой, позволявший производить фотосъемку в любых условиях – предмет зависти всех мальчишек, увлекавшихся фотографией. Мой «Arfo» по сравнению с «Фотокором» был всего лишь его жалкой копией. Я не говорю уже о том, что Волька Остроумов был большой мастер изготовления всевозможных моделей. Помню, как он для одной из школьных выставок изготовил по описаниям в журнале «Знание – Сила» модель паровой машины, сделал её так, что модель отлично действовала, если подуть в специально приспособленный для этого в машине патрубок.
Волька (Всеволод) Остроумов – мой хороший друг. С ним вместе мы прожили несколько лет в одном доме, мы увлекались фотографией, авиамоделизмом, строили модели самолётов с резиновым двигателем и испытывали в полёте эти модели в гараже обкома, где работала мать Вольки. В этом гараже было большое помещение, где полётам наших лёгких моделей не мешал ветер.
У Вольки был репрессирован отец, долгое время работавший в Туле ветеринаром на Тульском ипподроме. Помню, как к ним домой приходил один из жокеев, старый знакомый отца и старался Вольку утешить, когда тот получил извещение о гибели отца. Волька тогда сильно переживал утрату. Жокей был старый, прокуренный человек, долго работавший с Остроумовым – отцом. Его лицо носило неизгладимый отпечаток вечно курившейся папиросы, в его губах от папиросы оставалось отверстие, даже когда он не курил. Но это был человек с большой буквы. В тот день он изо всех сил старался утешить сына своего погибшего друга.
Да простят мне столь длинное повествование, посвящённое Остроумову – он вполне этого заслуживает. Всеволод Сергеевич Остроумов, старший лейтенант, ушел на фронт в первые месяцы войны. Был направлен в 561 стрелковый полк 91 стрелковой дивизии. Принимал участие в оборонительных боях в окрестностях Сталинграда. 26 сентября 1942 года в составе разведгруппы был отправлен в направлении Харнут-Деде-Ламин с целью выяснения системы обороны противника и захвата контрольного пленного. Связь с группой прервалась. И лишь через несколько дней стало известно, что разведгруппе пришлось принять неравный бой с превосходящими силами противники. В этом бою группа потеряла 4 человека убитыми. Среди них был и Всеволод Остроумов. Это случилось 28 сентября 1942 года.
Ещё два моих одноклассника: Рэм (Рэмт) Ильич Баранов. Рэмт – это аббревиатура из слов: революция, электрификация, мир, труд. Раньше даже имена были политизированные.
Хорошо помню, как провожал Рэма Баранова в 1942 году в танковое училище. Он хотел был стать командиром танка Т – 34. Из его писем я узнал, что Рэм – командир танка Т – 34 под Курском. Ему приходится туго. В то время у немцев появились новые танки, с усиленной бронёй и мощным мотором, внешне схожие с нашим Т-34. Рэм писал: «У немцев есть танки под названием «тигры», они опасны и тяжелы».