Путь познания
Шрифт:
Как только отец возвращается с аптечкой, Талита за несколько минут вынимает последний осколок, промывает рану и перебинтовывает ногу.
– Жить будет, - констатирует Джонатан Грей.
– Лучше бы уж сдох, наконец-то, - произношу еле слышно, сквозь сжатые зубы. Не думаю, что он услышал, зато слышала Талита, за что я получил хмурый взгляд. Это кто здесь вообще пострадавший?
– Как там Ребекка?
– Перед ней стоит огромная чашка чая с мятой. И еще успокаивающее на всякий случай.
– Все настолько серьезно?
– Талита запинается, прежде чем задавать вопрос до конца.
– Думаю, да.
Не нравится мне выражение его лица. Совершенный солдат ничего и никого не боится. Особенного
– Может, кто-то объяснит мне, что здесь происходит? - не выдерживаю я.
– Тебя это не касается.
– Да что ты?
– разворачиваю голову так, что встретиться с ним взглядом. Давно прошли те времена, когда я отворачивался, не вынесши его взгляда.
– Разве мы сейчас находимся не в моей комнате? Разве не я целую ночь проспал почти что на улице и залил своей кровью паркет?
Несколько минут он просто молчал, а затем повернулся и молча вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.
– Зря ты так, он расстроен, - задумчиво проговорила Талита.
– Он расстроен? А я - нет?
– я почти кричал.
Она посмотрела на меня и покачала головой. Я тут же заткнулся, представив, как выгляжу сейчас со стороны. Обиженный ребенок. Как меня все это достало.
– Ты знаешь, что все это значит?
Она покачала головой.
– Но догадываешься. Я прочитал это на твоем лице, - уверенно сказал я.
– Скажи мне, потому что я вообще ничего не понимаю. Что в этом может быть такого опасного? Какой-то кретин разбил в моей комнате все окна. Ну, порезал я ногу. Что еще может случиться такого особенного?
– Посмотри на улицу, Дэвид, - сказала Талита, подходя к двери.
– Это не приказ, просто совет, раз ты хотел его получить. Я не буду ничего говорить. Хочешь узнать, что все это значит, поговори с отцом. Мать сейчас лучше не трогать, иначе у нее снова начнется нервный коллапс. А сейчас подойди к окну и внимательно посмотри вокруг.
– Это не ответ.
– Это лучшее, что я могу тебе дать. Я бы сказала, если бы могла, но у меня нет такого права.
Она вышла, прихватив с собой аптечку. Я, прихрамывая, подошел к окну и выглянул на улицу. Та же знакомая картина: двор, деревья, снег, а за гаражом и сауной начинается лес. Что такого я должен был здесь увидеть? Ничего необычного, кроме разве что снега в начале октября.
Внезапно мне показалось, что за мной кто-то наблюдает. Это было так неожиданно, что я едва не выпал из окна вниз. Но на какой-то короткий миг я действительно ощутил это, резко повернулся и посмотрел туда, откуда шел этот взгляд: старый домик на дереве в лесу. Невозможно. Туда минут двадцать ходьбы от нашего дома. В обычное время я даже не мог рассмотреть его среди крон других деревьев. Но самым невероятным было даже не это. Я готов был поклясться, что видел на нем человека, смотрящего прямо на меня. Разглядеть его лицо с такого расстояния было просто невозможно, но я увидел, как блеснули его глаза, сосредоточившись на мне. Темные глаза. Темные, но какие-то странные, хотя я так и не смог понять, в чем заключается эта странность. А затем незнакомец исчез. А вместе с ним и домик, вновь слившись с дальним планом. Я почувствовал, как по спине начал стекать пот, а ведь еще несколько минут назад мне было холодно. А что, если люди, выбившие стекла, еще здесь. Стоят где-нибудь недалеко от дома и наблюдают за моими окнами в прицел снайперки, готовясь выстрелить в первый же удобный момент? Черт подери, может, это какие-нибудь киллеры или отъявленные головорезы, которым папаша не угодил?
Ноги подо мной подкосились, и я резко сел вниз, прислонившись лбом к стене и хрипло дыша. Пронесло. Да и пока никто не стрелял. Если бы там были киллеры, я бы уже был трупом. Сомневаться в этом точно не стоило. Но если это не киллеры, то кто тогда? Какой-то
Впрочем, у меня не оставалось другого выхода, кроме как спустится вниз и...подойти к отцу. Черт.
Отец сидел за столом, отсутствующим взглядом уставившись в окно. На мгновение мне показалось, что он смотрит туда же, куда и я. Но нет, домик на дереве располагался в противоположной стороне.
- Налей чая. Две чашки, - сказал отец, даже не взглянув на меня. Голос у него был уставшим, и это скорее походило на просьбу, чем на приказ.
Я подошел к столу, насыпал в две большие чашки заварки и медленно залил кипятком. В нос тут же ударил сильный запах жасмина. Люблю жасмин, но сейчас он не вызвал у меня совершенно никакой радости. Поставив чашки на стол, я сел напротив отца. Несколько минут он сидел без движения, а затем притянул чашку к себе и сделал глоток. В отличие от меня, отец пьет только черный кофе, не переваривая чай.
– Она действительно очень разволновалась, - сказал он, наконец.
– Давно такого не было.
Это он о маме. Да, я тоже заметил. Она испугалась, и это было первой ее сильной эмоцией за последние несколько лет. Я усмехнулся, хотя это точно не предвещало ничего хорошего.
– Так ты объяснишь мне, что происходит?
Он поднял голову, и наши взгляды встретились. Я решил, что он не ответит, как всегда. Никогда не отвечал на мои вопросы, считая их глупыми. С чего я решил, что на этот раз все будет иначе?
Но от все-таки ответил, тщательно подбирая слова.
– Когда мне было восемнадцать, мне предложили поучаствовать в одной игре. Это было круто, очень круто. Все мои друзья мечтали об этом, но пригласили только меня. Мне объяснили, что это похоже на ориентирование на местности, разве что повышенной опасности. Мол, не все возвращаются оттуда. Мне было все равно. Я был молод. Мне нравилось чувство опасности.
Я старался удержать на своем лице нейтральное выражение. То, что он рассказывает, похоже на какой-то бред. Так папаша в юности еще и через секту какую-то прошел? Неудивительно, что у меня плохие гены.
– Это оказалось совсем не тем, чего я ожидал. Совсем не тем, - отец продолжал, даже не глядя на меня, полностью сосредоточившись на своих мыслях.
– Я...я не могу тебе ничего рассказать без их разрешения. Это выше моих сил. Все, что я могу сказать, именно там я познакомился с твоей матерью, и именно эта игра впоследствии сломала ее. Игра очень опасна. Из сотни участников выжили только девять. И это не то, о чем можно рассказать полиции или еще кому-то. Когда мы вернулись, я был счастлив, что мы живы, я любил Ребекку и был уверен, что теперь все будет хорошо. Но она так и не смирилась. Потом я узнал, что это такое. Большинство участников не могут остановиться, а возвращаются туда снова и снова, пока не погибнут. В последний раз, тринадцать лет назад, после того, как она вернулась в очередной раз, уже ничего нельзя было сделать. Я видел, как ее медленно разъедает изнутри. Но она старалась, Дэвид, очень старалась, из-за тебя. Она смогла продержаться еще почти пять лет, прежде чем окончательно потерять себя. Я знаю, что ты не можешь простить мне этого, я сам не могу, если на то пошло. Но что я мог сделать? Ее невозможно было остановить, да и от меня ничего и не зависело, нужно было только ее решение. Я до сих пор не знаю, что тогда произошло. Она отказывается говорить об этом со мной... Ты все равно ничего не понимаешь, так?