Путь разума в поисках истины. Основное богословие

Осипов Алексей Ильич

Не менее показательны и «откровения» другой великой католической святой. «Учитель Церкви» Тереза Авильская (XVI в.) восклицает перед смертью: «О, Бог мой, Супруг мой, наконец-то я Тебя увижу!». Этот в высшей степени странный возглас не случаен. Он — закономерное следствие всего «духовного» подвига Терезы, существо которого открывается хотя бы в следующем факте.

После многочисленных своих явлений «Христос» говорит Терезе: «С этого дня ты будешь супругой Моей… Я отныне не только Творец твой, Бог, но и Супруг» [163]. «Господи, или страдать с Тобой, или умереть за Тебя!» — молится Тереза и падает в изнеможении под этими ласками, закатывает глаза, дышит все чаще и по всему телу ее пробегает содрогание. Если бы

нечестивая, но опытная в любви женщина, пишет Мережковский, — увидела ее в ту минуту, то поняла бы,.. что все это значит, и только удивилась бы, что с Терезой нет мужчины; а если бы и в колдовстве была эта женщина опытна, то подумала бы, что с Терезой вместо мужчины тот нечистый дух, который колдуны и ведьмы называют «инкубом» [164]. «Душу зовет Возлюбленный таким пронзительным свистом, вспоминает Тереза, — что нельзя этого не услышать. Этот зов действует на душу так, что она изнемогает от желания» [165]. Не случайно известный американский психолог Вильям Джемс, оценивая ее мистический опыт, писал, что «ее представления о религии сводились, если можно так выразиться, к бесконечному любовному флирту между поклонником и его божеством» [166].

На методическом развитии воображения основывается мистический опыт одного из столпов католической мистики, родоначальника ордена иезуитов Игнатия Лойолы (XVI в.). Его книга «Духовные упражнения», при которой, по его словам, «даже Евангелие становится излишним» [167], пользуется очень большим авторитетом в католичестве. Она представляет собой еще одну яркую иллюстрацию глубокой поврежденности понимания духовной жизни в римо-католицизме. Воображение распятого Христа, попытка проникнуть в мир Его чувств и страданий, мысленные беседы с Распятым и т. д. — все это принципиально противоречит основам духовного подвига, как он дан в опыте жизни святых Вселенской Церкви, и приводит к полному духовному и душевному расстройству подвижника, а отсюда — и к каким угодно «откровениям».

Вот несколько кратких выдержек из «Духовных упражнений». Так, созерцание «Первого дня воплощения Бога Слова» состоит из нескольких прелюдий. Первая прелюдия заключается в том, «чтобы представить себе, как будто это было перед глазами, весь исторический ход мистерии воплощения, — а именно — как Три Божественные Лица Святой Троицы взирают на эту землю,.. как Троица Святая, тронутая страданием, решает ниспослать Слово,.. как… архангел Гавриил явился посланником к блаженной Деве Марии».

Вторая прелюдия состоит «в живом воображении местности,.. где живет Святая Дева».

Третья прелюдия — «это мольба о познании мною… тайны воплощения Слова…» [168].

И еще один пример созерцания беседы со Христом. «Эта беседа, — наставляет Лойола, совершается тогда, когда человек вообразит перед собой Иисуса Христа, распятого на кресте…» «Устремивши таким образом взор на Иисуса распятого, я скажу Ему все, что подскажут мне мой ум и мое сердце… Настоящую беседу можно сравнить с беседою двух друзей…» [169].

Авторитетный сборник аскетических писаний древней Церкви «Добротолюбие» решительно запрещает такого рода «духовные упражнения». Вот несколько высказываний оттуда.

Преподобный Нил Синайский († 450 г.) предупреждает: «Не желай видеть чувственно Ангелов или Силы, или Христа, чтоб с ума не сойти, приняв волка за пастыря, и поклонившись врагам-демонам» [170].

Преподобный Симеон Новый Богослов (XI в.), рассуждая о тех, кто на молитве «воображает блага небесные, чины ангелов и обители святых», прямо говорит, что «это есть знак прелести». «На этом пути стоя, прельщаются и те, которые видят свет телесными очами своими, обоняют благовония обонянием своим, слышат гласы ушами своими и подобное» [171].

Преподобный Григорий Синаит (XIV в.) напоминает:

«Никогда не принимай, если что увидишь чувственное или духовное, вне или внутри, хотя бы то был образ Христа, или Ангела, или святого какого… Приемлющий то… легко прельщается… Бог не негодует на того, кто тщательно внимает себе, если он из опасения прельщения не примет того, что от Него есть,.. но паче похваляет его, как мудрого» [172].

Как правило, состояние прелести характеризуется фанатизмом, дышащим разгорячением и превозношением [173]. По твердому уверению свв. Игнатия Брянчанинова и Феофана Говорова, а также оптинских старцев, из состояния прелести написана известная книга «О подражании Христу» Фомы Кемпийского († 1471) и масса другой католической и протестантско-сектантской назидательной и аскетической литературы [174].

Таким образом, для того чтобы судить об истинности или ложности индивидуальных откровений, необходимо знать духовное состояние данного христианина, правильность его следования аскетическому учению Православной Церкви, что обычно обнаруживается достаточно ясно из его сочинений, писем и т. д., необходимо учитывать и сам характер бываемых видений и откровений. Общее же и твердое правило Церкви — всячески избегать, устраняться и не принимать никаких видений ввиду присущей всем нам духовной слепоты и скрытой гордости.

§ 4. Оценка естественного богопознания

В оценке естественного богопознания Священное Предание Церкви является единственным достоверным критерием, поскольку оно есть не что иное, как опытно познанное и во всей глубине и точности раскрытое святыми Православной Церкви Благовестие Христово. Оно дает возможность суждения об истинности или ложности, добре или зле различных идей и концепций, возникающих на пути богоискания. Ибо естественное богопознание даже в своих высших точках достигало не более как познания лишь самых общих свойств Бога, лежащих, так сказать, на поверхности, и потому не могло дать человеку ни полноценного понимания Бога, ни познания истинного пути единения с Ним. Все т. н. естественные религии и вся история философии достаточно убедительно свидетельствуют об этом.

К какому высшему пониманию Бога пришла естественная мысль? — Единого, Личного, Мирообразователя, Всемогущего, Справедливого Судьи. Отсюда и главный принцип естественной морали — справедливость (т. н. «золотое правило»: не делай другому того, чего не желаешь себе).

Естественное богопознание не могло в принципе (!) (поскольку это не только не следовало ни из каких естественных посылок, но и противоречило самой логике «здравого смысла») достичь понимания Бога как Триипостасного, как Любовь, — вторая Ипостась Которого реально, неслитно, неизменно, нераздельно и навечно восприняла в Себя человеческую природу; смирилась в ней ради спасения человека до Креста; исцелила в Себе Самой и воскресила человеческую природу (Христос Воскресе!), став «Первенцем из мертвых» и положив начало всеобщему Воскресению, заповедав эту жертвенную любовь (даже к врагам) в качестве непреложного и единственно истинного закона человеческой жизни.

Все эти христианские догматы выходят за границы тех естественных представлений и философских выводов, к которым пришла человеческая мысль о Боге до Христа. Тем самым эти догматы свидетельствуют о их внеестественном, богооткровенном характере, подчеркивая в то же время глубокую недостаточность человеческого разума и необходимость самооткровения Бога [175].

К сожалению, в большинстве случаев эта истина о ненормальности и несовершенстве разума не принимается, и потому ищут истину не как Бога, дарующего спасение от абсурда греха и духовной смерти, но как некую интеллектуальную, логически оправданную абстракцию, которую можно положить в запасники памяти, не меняя своего внутреннего человека.