Путь Стаи

Ариманта Юна

Когда она ненадолго выплыла из забытья, ее куда-то несли, и Динка слышала над своей головой чье-то злобное рычание, кажется Хоегарда. Внутри живота скручивалась огненной спиралью боль, отдаваясь в поясницу и промежность. Она снова перестала понимать, что происходит вокруг. Чуть позже она обнаружила себя скрючившейся на своей лежанке, обхватив руками живот и подвывая от боли. Все тело сотрясалось в жестоком ознобе, а мир вокруг раскачивался, вызывая неконтролируемую тошноту.

— Хоегард, — простонала она. Никого в эту минуту

видеть рядом с собой не хотелось. Но Хоегард был тем, кто действительно способен позаботиться и помочь ей.

— Я здесь, малышка, — услышала она его ласковый голос, и даже боль как будто отступила, когда на ее спину легла его тяжелая ладонь. — Скажи мне, что с тобой?

— Тошнит и… мне надо в уборную, — Динка разлепила тяжелые веки, пытаясь сфокусировать расплывающийся взгляд.

— Тут есть ведро, давай мы далеко не пойдем и… — Хоегард бережно усадил ее на кровати, кутая в простынь и придерживая за плечи. От перемены положения тошнота вернулась с удвоенной силой, и внутренности скрутило рвотным позывом. Динка скрючилась и, соскользнув с кровати, упала на колени перед ведром. Мерзкая отвратительная горечь хлынула у нее изо рта. По бедрам потекли горячие липкие струйки.

О боже! Какая же она жалкая! Отвратительная! Несмотря на боль и тошноту, было мучительно стыдно перед Хоегардом, присевшим рядом и обнимавшим ее, несмотря на все это. Динка опустила глаза на лужу, набежавшую между ее колен и мысленно застонала. На полу была лужа крови и вся нижняя часть простыни была вся в крови. Только не это! Но ее стыдливые мучения были прерваны новой болезненной судорогой, скрутившей низ живота.

Дверь каюты, скрипнув, приотворилась.

— Пусть уходят, — пискнула Динка, скрючиваясь на полу. И Хоегард издал такой устрашающий рык, что дверь тут же захлопнулась обратно. Динка вздрогнула в его руках. Она не припомнила, чтобы он когда-нибудь так пугающе рычал.

— Спасибо, — выдавила она, — Я не хочу, чтобы кто-то еще приходил.

— Никто не придет. Я никого к тебе не подпущу, — мягко ворковал Хоегард, поднимая ее с пола и укладывая обратно на кровать. Окровавленная простыня не укрылась от его внимания и он застыл, разглядывая ее, а затем сдернул, обнажая Динкины бедра, покрытые уже подсыхающими потеками крови.

— Отдай, — прохрипела Динка, пытаясь ухватить убегающий из-под пальцев край простыни.

— Что с тобой? — хмуро спросил Хоегард, за плечи разворачивая ее на спину и заглядывая в лицо.

— Это женское… Месячные крови, — прошептала Динка, пытаясь укрыться от его внимательного взгляда.

— Месячные говоришь? И когда они у тебя были последний раз? И всегда это сопровождается жаром и рвотой?

Но Динка уже снова скрючилась в новом приступе мучительной боли, разрывающей ее живот.

Хоегард рванул простынь, отделяя окровавленный клок. Оставшуюся чистой часть простыни аккуратно свернул валиком и вложил между поджатых Динкиных ног. А затем накинул на нее сверху одеяло и встал с постели.

Динка погружалась в пучину своей боли, теряя связь с реальностью. На поверхности ее удерживал только голос Хоегарда,

отдававшего кому-то хриплые отрывистые указания. Он не бросит ее. Он что-нибудь придумает, чтобы помочь ей.

Из забытья ее вывело настойчивое встряхивание и голос Хоегарда:

— Динка, очнись. Ты должна это выпить!

Он придал ей сидячее положение, усевшись у ее изголовья и прислонив ее к своей груди. Перед ее губами появилась чашка с дымящимся отваром.

— Что это? — спросила она, принюхиваясь. Она не припомнила, чтобы варрэны разбирались в лечебных травах.

— Я перерыл твою сумку и нашел там мешочки с травами. На них подписано «от жара», «от боли», «от рвоты». Я заварил тебе от жара. Пей, — ответил Хоегард.

Она и забыла о том, что заходила на рынке в лавку травника. Как хорошо, что Хоегард умеет читать и смог разобраться в них самостоятельно. Динка благодарно отхлебнула из кружки, хотя жара она совсем не чувствовала. Все тело сотрясал озноб, и она никак не могла согреться.

— Полежи со мной. Мне так холодно, — жалобно попросила она, прижимаясь к его теплому боку.

— Да, малышка. Сейчас, — прошептал он, устраиваясь на краю узкой койки и буквально обволакивая ее своим телом. — Где болит?

— Здесь, — Динка, скрипнув зубами, схватилась за свой многострадальный живот и снова скрючилась от новой волны боли. Но тут его теплая широкая ладонь легла на ее покрытую мурашками озноба кожу внизу живота и начала бережно поглаживать, прогоняя мучительные спазмы. Согретая его теплом, Динка снова провалилась не то в сон, не в забытье.

В каюте варрэнов царило напряженное молчание. Тирсвад и Дайм сидели на своих кроватях, мрачно глядя перед собой. Шторос метался из угла в угол, словно тигр в клетке. Когда дверь открылась и вошел Хоегард все взгляды устремились на него.

— Что с ней? — прорычал Шторос, бросаясь на товарища звериным прыжком. Но на подлете получил такой удар кулаком по лицу, что отлетел к противоположной стене и с грохотом врезался в нее спиной.

Хоегард, перешедший в звериный облик, с устрашающим рычанием обвел взглядом троих варрэнов. Дайм и Тирсвад напряглись, выпустив когти и зубы, но оставались на своих местах, сверля его взглядом. Шторос поднялся с пола, вытирая кровь с разбитой губы тыльной стороной ладони, и тоже настороженно замер.

— Идиоты! — прорычал Хоегард. — Мы все безмозглые похотливые ублюдки!

Его потрясывало от напряжения, кулаки сжимались и разжимались, а острые когти впивались в ладонь.

— Объясни уже нормально, — проворчал Шторос, опускаясь на свою койку. Заметив, что его друг не в себе, он не пытался больше к нему приблизиться.

Хоегард прислонился спиной к косяку двери, запрокинул голову и жадно хватал ртом воздух, пытаясь успокоиться. Остальные терпеливо ждали.

— Кажется, она понесла, но ее тело не справляется. Сейчас либо она скинет этого ребенка, либо погибнет сама вместе с ним, — произнес он тихо, втягивая клыки и когти. — Я ничем не могу ей помочь, — добавил он хрипло, сползая на пол и обхватывая рогатую голову руками.