Путь Тесея
Шрифт:
Однако недолго Эфра радовалась своему близкому замужеству. Хотя после случайного убийства Гиппоноем коринфянина Беллера царь Тиринфа Прет принял его у себя, сумел очистить от скверны и вернуть ему благосклонность богов, дела беглеца в огромном дворце царя Прета пошли скверно. Беллерофонт вынужден был уплыть в далёкую Ликию с секретным поручением к тестю своего покровителя царю Иобату. Со временем до Трезена дошёл слух и о причине отсылки. Как оказалось, красавица Сфенебея, жена Прета, влюбилась в прекрасного юношу и предложила ему себя. А вот Гиппоной не пошёл навстречу желаниям царицы. «Ещё бы! – воскликнула Эфра на этом месте рассказа горничной Ксанфы. – Ведь он хотел сохранить верность мне, своей законной невесте!».
Плохие предчувствия не обманули Эфру. Настал день, когда добрый отец в ответ на её жалобы на Беллерофонта вопреки обыкновению не пообещал ей скорого возвращения жениха, а только взглянул сочувственно и погладил по голове. Некоторое время Эфра отводила душу, приходя в сумерки в сопровождении верной Ксанфы к Иппокрене, источнику посреди Трезена. Вода забила здесь из недр земли после того, как Пегас ударил копытом. Рыдая, Эфра топталась по Иппокрене, расплёскивая воду, и проклинала Пегаса, посмевшего унести от неё красавца-жениха.
С тех пор прошло три года. Новые женихи в царский дворец Трезена не заявлялись. Запоздалое девичество начинало томить Эфру, девушку скорее пылкую, чем холодную. Озорной Эрот всё чаще посылал ей жаркие, хоть и отменно бестолковые сны. Если бы не прирождённая рассудительность, она, пожалуй, принялась бы искать замену Беллерофонту среди воинов отца. Придумала уже, что подойдёт парень не только приятной наружности, но, и это самое главное, не болтливый. В запасе у царевны оставалось доскональное изучение тонкостей вышивания и выпечки медового пирога, однако ей казалось ужасно обидным, что подобные занятия могут составить основное содержание её молодой жизни.
В тут ночь в спаленке Эфры ещё горела масляная лампа, когда отец, одетый празднично, ввалился к ней и рухнул на табурет. Она тоже села на своём ложе, закутавшись в одеяло. Потянула носиком: спаленка наполнилась винным перегаром, причём пито вино двух любимых сортов отца. Царевна не испугалась: упившись, отец никогда не нарушал приличий, разве что становился надоедливо разговорчивым. Она зевнула, готовая выслушать на сон грядущий очередную ерунду об идеальном, по мнению царя Трезена, домостроительстве. Но вскоре разговор повернул в такое русло, что сонливость мгновенно покинула Эфру.
Сначала отец спросил, доложили ли ей слуги о прорицании, полученном его гостем царём Эгеем от Дельфийского оракула? Она ответила, что слышала от Ксанфы, будто царю Эгею было запрещено отправлять естественные надобности, пока не достигнет Аттики. И это нелепость явная, однако ей, незамужней
Непривычно краснолицый царь Питфей стукнул кулаком по голому колену.
– Пегас бы догадался, что это нелепость! Но мой виночерпий глупее, чем конь твоего прежнего жениха, а его слова к тому же и безмозглая Ксанфа переврала… Или кто? Слушай же теперь внимательно, дочь моя! Царь Эгей, друг мой давний и нынче гость дорогой, спрашивал у Пифии, даруют ли боги ему сына-наследника. И в ответ Пифия запретила ему возлегать с женщиной, пока не придёт в пределы Аттики. Добрый мой Эгей не сообразил, что к чему. Зато я, твой отец, недаром же славен в окрестных землях своим светлым разумом! Я почти сразу же проник в тайный смысл прорицания Пифии. Эгею суждено стать отцом великого героя, но для этого он должен выполнить запрет оракула.
– А царь Эгей выполнил запрет? – покраснев и потупившись, осведомилась Эфра.
– Да, выполнил, хоть и не понял его сути. Бывает… Иногда боги помогают недалёким людям, если они честны и благочестивы. А давний мой приятель царь Эгей – человек удивительной честности и добросовестности. Теперь он уже в Аттике, и ему вовсе не обязательно заканчивать путешествие в своих Афинах, чтобы зачать великого героя. Вот такие лепёшки сегодня у нас на блюде, дочь моя.
Царь Питфей замолчал, уставившись на свои колени. Присмотревшись, щелчком сбросил с полы хитона красный панцирь креветки.
– Сейчас же рассказывай, мой хитроумный отец, что ты задумал на сей раз! – блеснула глазами выпрямившаяся на ложе Эфра.
– Что задумал? Я предложил на эту ночь царю Эгею свою наложницу, чтобы он мог оскоромиться после долгого воздержания. Ты же наверняка слыхала об этом нашем, царей Аттики, обычае гостеприимства. Если у царя-хозяина складываются с такой наложницей тёплые, доверительные отношения, он сначала спрашивает у неё, согласна ли. А в других случаях просто посылают девушку в спальню к гостю.
– И где же ты возьмёшь наложницу, чтобы послать её к царю Эгею? – подбоченилась Эфра. – Кто спорит, ты мог бы на ночь поделиться с ним своим очередным Ганимедом… С кем это ты сейчас нежничаешь, с поварёнком Лапифом? Что за бред я слышу от тебя, мой мудрый отец?
– Бред, бред… Не давай своему язычку воли, Эфра! Я уже много раз растолковывал тебе, что не женился после смерти твоей матери, чтобы не приводить в дом мачехи для тебя, моей единственной дорогой дочери. И ограничиваюсь мальчиками, чтобы мои наложницы не развратили тебя, моя невинная девочка.
– Прости, отец. Если все эти жертвы – ради меня, то я могу только благодарить тебя. И всё же…
– Да, и всё же… – тяжело вздохнул царь Питфей, наполняя спаленку густым винным духом. – И уж если другу моему суждено зачать нового Геракла, то он должен излить семя в женское лоно – а как же иначе? Причём тут мой любимец Лапиф?
– Неужели ты положил ему в постель мою горничную Ксанфу? – изумилась Эфра.
– Чтобы она, ничтожная рабыня, родила великого героя? Нет, это будешь ты, моя дорогая! Накрасься, будь добра, как простолюдинка, надень свой самый дешёвый хитон и с этой вот лампой пойди в гостевую спальню к другу моему царю Эгею. И поторопись, доченька, пока он спьяну не заснул.
Эфра и не подумала выполнять отцовское распоряжение. Она по-прежнему сидела на постели в лёгком хитоне и глядела на своего отца во все глаза. В тот момент Эфра стала очень на него похожей, вот только некому было обратить на это внимание. Люди спали в своих поселениях, разбросанных по плоскому кругу Земли, и боги спали – кто на Олимпе, а кто и на облаках.
– Я не понимаю… – прошептала Эфра, наконец. – Ты же мудрейший человек во всей Аттике – и подкладываешь меня, свою невинную девочку, под грубого мужлана Эгея. Уж не спьяну ли это, отец? Или злой червяк сумел забраться тебе в голову?