Путь тьмы
Шрифт:
– Ты прав, высокий сын. А это значит, что город защищают не несколько тысяч человек, а десятки тысяч.
Вот теперь благородное собрание прониклось.
– Но это же простые крестьяне!
– возразил кто-то.
– На стенах и они сгодятся, - заметил Цард.
– К тому же, - заметил Бирт, - я полагаю, что легионеры сегодня почти не принимали участия в сражении.
– Да, - согласился с ним капитан.
– Думаю, император придержал их в резерве. Мы размениваем солдат на крестьян и ремесленников, и боюсь, что наши потери выше.
– Что вы двое имеете в виду?
– в голосе высокого сына послышалась досада.
– Лишь то, что
– И у нас остается два варианта: либо продолжать осаду, либо отступить.
Жрец задохнулся от гнева.
– Генерал, да как ты даже думать смеете о том, чтобы отступить, покрыв себя позором?!
– Легко. Я умею признавать поражения, а эта война пока что приносит нам лишь их. Быстрой победоносной кампании не будет. Мы либо завалим имперцев трупами, либо уморим их голодом. И его величество узнает о моем решении в ближайшее время - уже утром я отправлю гонца с посланием.
– А принц?
– Что принц? У него четыре тысячи человек, этого не хватит, чтобы захватить Жемчужину, если ее также защищает все население. В лучшем случае, мы закрепимся на внешних стенах, зарыв под ними половину армии. К тому же, - приоткрыл он завесу тщательно оберегаемой тайны, - за последние дни я не получил от него ни единого сообщения. Они либо перехватывают почтовых голубей, либо...
Заканчивать Бирт не стал.
– И вот еще что, - генерал решил добить соратников.
– Вы видели, как пять сотен солдат испарилось в пекле змеиного огня, а ведь всем известно, что ящерицы никому не продают свое страшное оружие. Значит, он либо сумел их уговорить, либо научился делать самостоятельно, и кто знает, сколько у императора осталось лиосского зелья?
Слова были сказаны и Бирт замер в ожидании. Возвращаться ему хотелось еще меньше, чем благословенному. Да и не согласится венценосец утереться после подобного плевка. Однако испытывать на себе его гнев генералу не улыбалось, поэтому он и затеял спектакль, чьим единственным зрителем являлся высокий сын.
– Об отступлении не может быть и речи! Скажи, сколько тебе необходимо солдат и сынов Ордена, и ты их получишь.
Бирт услышал то, что хотел. Благословенный оказался на редкость покладистым исполнителем. Теперь гнев венценосца не рухнет на одну несчастную генеральскую голову, а равномерно распределится между всеми правыми и виноватыми. А уж он постарается сделать так, чтобы по виноватым милость властителя прошлась с особенной силой.
Правда, осталась еще одна ерунда.
– Благословенный, если мы увеличим армию, то придется разобраться с еще одной важной проблемой.
– С какой же?
– С имперцами, засевшими в лесах. Уже конец лета и если мы не обезопасим имперский тракт, то армия съест сама себя.
– Понимаю твою озабоченность, благородный Бирт. Мы постараемся найти подходящих...специалистов.
– Что же, раз так, то собрание можно считать законченным.
Бирт глядел в спины уходящим магам, и в голову сама собой закралась мыслишка: "А все же, как Шахрион сумел выбить дозволение обучать магов в Академии"?
***
Первый день первого месяца лета 9-го года со дня окончания Последней войны.
Слова капают и тянутся, будто смола - кровь деревьев - льющаяся из раны, оставленной топором лесоруба.
– Сим подтверждаю свое желание встать на путь Истины и Света.
– И да будут они прокляты Матерью.
– И смиренно прошу венценосцев
– И клянусь вам своей жизнью, что обиды и унижения, которые я нанесу вам, будут в сто раз страшнее.
– Я прошу лишь смилостивиться над моими несчастными подданными, несущими на своих плечах тяжкое бремя непомерных налогов, - которых вы на них навесили по праву сильного, - и вынужденных голодать, - потому что вы не даете осушать болота и сводить леса.
– Золотые жилы в горах Ужаса оскудели и почти не дают благородный металл, поэтому я молю о снисхождении.
– И времени, чтобы подготовиться. Остальное я возьму сам!
Речь закончилась, осталось лишь поставить подпись и договор, выстраданный унижениями, лестью и взятками, вступит в силу.
Перо погрузилось в чернильницу и медленно воспарило над нею, сбросив вниз угольную слезинку.
Один росчерк и с прошлым будет покончено, а имена предков и их заслуги окажутся втоптаны в грязь на долгие годы, может быть, навсегда.
Один росчерк, и откроются новые возможности, которыми только и надо что распорядиться.
Один росчерк...его так просто сделать...и так сложно.
Перо заскрипело по пергаменту, оставляя на нем затейливые дорожки. Вот и все.
Шахрион отложил писчие принадлежности и слуга капнул на документ заранее подготовленный воск, в котором император оставил оттиск своего кольца, после чего воззрился на торжествующего венценосца.
Тист Второй Ириулэн и его придворные даже не старались скрыть радости, видя унижение последнего в роду некогда грозных императоров. А вот эльфов не было - эти сразу же резко выступали против договора. Они умны, эти перворожденные, и не хотят усиления Исиринатии. Только кто же будет их спрашивать? Время нелюди прошло, наступила эпоха человека.
Шахрион украдкой бросил взгляд на стоящего за правым плечом венценосца Настоятеля Ордена.
Да, эпоха человека, верующего в Отца.
Всего девять лет прошло со дня подписания мирного договора, семь со дня памятной поездки в Радении и три с момента пробуждение лича, и вот он, мальчишка, у которого пока что вместо щетины растет один пух, стоит здесь, во дворце венценосца, униженно подписывает бумагу, делающую императора вассалом исиринатийского властителя.
Выгодная торговля для кошачьих купцов, отказ от поддержки своих былых союзников, признание преступлений императоров, и все это лишь для того, чтобы получить шанс на победу в далеком будущем.
Ценой унижений удалось сократить оставшуюся контрибуцию в три раза, в полтора раза увеличить разрешенные посевные площади, и, что самое главное, отправить два десятка молодых имперцев в Исиринатийскую Академию. Столько же, а может и больше, пойдет к раденийцам, если дельце, которое он затеял, выгорит, но это будет позже, пройдет несколько лет, а маги нужны уже сейчас.
– Я благодарен тебе, император, - венценосец Тист был чем-то неуловимо похож на своего северного собрата Гашиэна. Та же стать, та же мощь, такой же громоподобный голос, только разница в двадцать лет возраста - западный сосед Шахриона был всего на пятнадцать лет старше императора и успел повоевать в Последней войне, а теперь расширяет свои юго-восточные и южные границы за счет орков.
– И, раз уж покончено с бумагомаранием, я предлагаю тебе принять участие в пире, знаменующем преодоление вековой вражды между нашими народами.