Путь в ад
Шрифт:
Коплан вернул фотографию Старику, который протянул ему следующий снимок со словами:
— А вот Гельмут Баутен два года назад. Как видите, но — немец новой формации, в стиле американского бизнесмена.
Действительно, Баутен походил на менеджера из Детройта или Чикаго: высокий, стройный, с короткой стрижкой, с открытым лицом. В общем, красивый мужчина.
Коплан спросил:
— Каким прикрытием пользуется Баутен?
— Два года назад он выполнял миссию боннского правительства по расширению торговых операций с Азией.
— У него дипломатический
— По всей видимости, да.
— Его резиденция по-прежнему в Бангкоке?
— Не знаю, но наш агент в Бангкоке, Жан Бондель, представит вам все необходимые сведения, касающиеся данного субъекта.
— Если я правильно понял, то я начну с Таиланда?
— Да, разумеется. Руссо готовит для вас документы. Завтра в одиннадцать часов вы вылетаете на «Боинге».
— Хорошо, — согласился Франсис, вставая.
— Одну минуту! — сказал Старик, нахмурив брови. — Пульте осторожны! Тот факт, что этот стреляный воробей Бюльке снова всплыл после стольких передряг, доказывает его ловкость и хитрость. Не думайте, что дело будет легким и что вы возьмете его голыми руками. На вашем пути будет много препятствий и ловушек. Поэтому будьте очень осмотрительны.
— Знаете ли вы кого-нибудь в Токио, к кому бы я мог обратиться в случае необходимости?
— Да. Вы получите подробную информацию у Руссо.
Глава тринадцатая
Даже самый опытный путешественник, прибывший из Европы в аэропорт Дон Муанг, испытывает потрясение, спускаясь с трапа самолета и вдыхая знойный и тяжелый таиландский воздух, который, кажется, выходит из невидимой печи и обволакивает вас своей клейкой испариной, как жгучий компресс.
Коплан попал в это пекло из относительно прохладного парижского ноября и в первые мгновения испытал страшный шок. Но благодаря своей крепкой конституции он собрался уже в следующие минуты и чувствовал себя достаточно бодро.
В аэропорту его ждал коллега Жан Бонд ель со свои «пежо».
После обычных формальностей оба француза направились в город.
Коплану было приятно вернуться в эту страну, которую он по-своему любил, с ее головокружительным голубы небом.
Жан Бондель был высоким тридцатилетним парнем, спортивным, жизнерадостным, с умным и живым лицом, косматой гривой светлых волос.
— Я зарезервировал вам комнату в «Эрване», это лучший отель города.
— Знаю, я там уже останавливался.
— Решение Старика было для меня несколько неожиданным, — сказал Бондель. — За два года здесь сменилось много народу…
— Вы знаете, что цель моего приезда — установить контакт с Гельмутом Баутеном.
— Вот именно. Мне кажется, его нет в Бангкоке, во всяком случае, последние полгода я его не встречал. Мне удалось узнать, что он ушел со своего поста…
— В каком направлении нужно искать, чтобы выйти на него?
— Я наведу справки и, если вы не возражаете, около пяти часов заеду за вами.
— Действуйте осторожно. Я не хочу, чтобы весь Таиланд знал,
— На этот счет не беспокойтесь, — заверил его Бондель.
Они уже въехали в город, и Коплан с жадностью смотрел на живописную и очаровывающую декорацию: позолоченные пагоды, бонзы в оранжевых тогах, оживленная веселая толпа, миниатюрные таиландки, поражающие своим совершенством… Все было феерическим.
Движение было очень интенсивным. Между машин сновали забавные трехколесные такси.
В комнате Коплана был установлен кондиционер, и он мог освежиться после долгого путешествия.
В пять часов, отдохнувший, свежий, в светло-серых брюках и белой сорочке, он ждал Жана Бонделя в роскошном холле своего отеля.
Бондель сообщил Коплану:
— К сожалению, ничего утешительного. Похоже, что Баутен исчез. Остаются только две возможности: девушка, с которой он жил, и столяр, работавший на немца. Баутен коллекционировал предметы народного промысла, а также покупал их для своих корреспондентов в Европе и других местах. Этот столяр делал для него упаковочные ящики дли отправки посылок. Поскольку ни он, ни девушка не имеют телефонов, мы отправимся к ним с визитом, не теряя времени.
Они поехали к девушке.
Она работала продавщицей в лавке, расположенной неподалеку от знаменитого храма Изумрудного Будды.
Бондель отозвал девушку и спросил по-английски, нет ли у нее новостей от ее друга Гельмута Баутена.
Девушка рассмеялась и без всякого смущения сообщила, что ее друг бесследно упорхнул одним прекрасным утром из ее гнезда.
— Вечером того же дня, — добавила она, — когда я вернулась домой, на столе лежала записка и деньги. Гельмут забрал все свои вещи: одежду, книги — все. Больше я о нем ничего не слышала. Он даже не прислал ни одной открытки.
— Когда это было? — спросил Бондель.
— В начале года, в январе.
— Мы могли бы как-нибудь вместе поужинать, — предложил ей Бондель.
Она снова рассмеялась и покачала головой.
— Нет, спасибо. Это невозможно. У меня появился новый друг — американский офицер, он мне нравится гораздо больше немца. Гельмут часто бывал в плохом настроении и никогда не смеялся.
— Тем хуже, — вздохнул Бондель, улыбнувшись.
Французы сели в машину и отправились к столяру Ван-Лу, жившему в китайском квартале Бангкока.
Столяр оказался маленьким, худым китайцем с пергаментным лицом. Он был очень активным и хитрым, говорил на странной смеси английского, немецкого и скандинавских языков.
— Нет, с декабря прошлого года я не работаю больше на мистера Гельмута, но я знаю от другого немца, что он живет теперь в Токио. У меня сохранился адрес, на который он часто отправлял в Токио ткани и поделки.
— Прекрасно, — согласился Бондель.
Спустя несколько минут китаец вернулся из своей лавочки, держа в руках клочок бумаги, на котором было нацарапано карандашом: «Мистер Хайнц Хальшмид, Импорт-Экспорт. Кабаши Стор-Нихомбачи, Токио».