Путь в небо
Шрифт:
Я опасался, что из-за плохой погоды вылет не состоится, но после полудня ветер переменился. Стало солнечно. Приморозило. Девушки-зенитчицы деловито захлопотали возле своих орудий, грозно поднимающих к небу свои стволы, выкрашенные для маскировки в белый цвет. Загудели моторы, и штурмовики, разбрызгивая лужи, промчались по взлётной дорожке. Над аэродромом они собрались, построились клином и ушли в сторону фронта. Боевая работа авиации началась.
Когда солнце село и в небе зажглись первые, ещё неяркие, звёзды, мы стали готовиться к полёту. Нам предстояло доставить группу десантников в небольшой городок Бегомль [6] ,
6
Ныне – посёлок городского типа в Витебской области.
Скоро мы подошли к линии фронта. С высоты трёх тысяч метров хорошо были видны вспышки артиллерийских залпов и неверный зеленоватый свет ракет. Фашисты нас заметили. От земли красными бусинками, словно стараясь догнать друг друга, понеслись в небо очереди зенитных снарядов. Багровые вспышки разрывов преградили нам путь. Чтобы избежать попадания, самолёт-буксировщик стал маневрировать. Я повторял его движения. Мы благополучно вышли из-под обстрела и погрузились в темноту. Ни в небе, ни на земле ни одного огонька, ни одной светящейся точки. Только впереди и чуть ниже я видел, как из выхлопных патрубков моторов самолёта-буксировщика выбивали голубые язычки пламени. Оно демаскировало нас. Его могли увидеть немецкие лётчики ночных истребителей. Для них самолёт с десантным планером на буксире представлял лакомую добычу.
В ночном полёте над территорией, занятой противником, время тянется медленно. Я уже с нетерпением посматривал на часы, когда наконец увидел сигнал партизан - костры, выложенные конвертом. Нас ждали. Мы ответили, и внизу зажглись огни ночного старта. Я отцепился и пошёл на посадку.
Планер, сделав короткий пробег, остановился. Я вышел из кабины и сразу попал в крепкие партизанские объятия. Это были бойцы бригады имени Железняка. Ко мне подошёл высокий бородатый партизан с боевыми орденами на груди.
– Товарищ инструктор, Вы меня разве не узнаёте?
– спросил он.
Я не сразу узнал Костю Сидякина только потому, что его лицо меняла большая, пышная борода. Перед войной Костя учился летать на планере и одновременно увлекался парашютным спортом. Мы обнялись.
– Хорошо, что прилетели именно Вы, - говорил Костя, - нам здесь может помочь только опытный планерист.
Оказалось, что в отряде есть два тяжело раненных партизанских командира, которых нужно срочно доставить в госпиталь. Но на маленький аэродром, к тому же изрытый воронками от бомб, транспортный самолёт не может приземлиться.
– Самолёт, который вас буксировал, к нам сядет, - сказал Костя и выжидательно посмотрел на меня.
– Если бы только Вы согласились...
Я, конечно, сразу понял, что он просит вывезти раненых на планере. Но это было весьма сложно. Обычно десантные планеры оставляли партизанам, так как взлёт на буксире с этого аэродрома считался невозможным.
– Что ж, - ответил я, - пойдём посмотрим лётное поле.
Осмотр не принёс ничего утешительного. Было ясно, что взлёт отсюда на буксире
– У одного прострелено лёгкое, а у другого газовая гангрена, - шёпотом сказал Костя.
– Если завтра ночью не вывезти - умрут.
Раненые, видимо, знали о моём прилёте. Их воспалённые глаза смотрели на меня с такой надеждой, что я решился и сказал Косте:
– Давай попробуем. Буду взлетать не на обычном тросе в 120 метров длиной, а на коротком, десятиметровом.
По радио мы связались с командованием. Получив разрешение, я попросил прислать лётчика старшину Желютова. Отличный пилот, он имел большой опыт буксировки планеров. До прибытия самолёта я ещё раз тщательно осмотрел аэродром, установил направление взлёта и лёг спать.
Самолёт-буксировщик прибыл точно в назначенное время. Желютов зарулил на старт и, не выключая моторов, вышел из кабины. Не тратя времени, я сразу рассказал ему об условиях взлёта, показал аэродром. Потом мы установили планер за самолётом, закрепили трос и стали с нетерпением ждать, когда принесут раненых. Следовало спешить: могли появиться немецкие бомбардировщики - ведь с нашим прилётом партизаны себя несколько демаскировали.
Наконец раненых принесли и бережно поместили в кабину. Я снял свой парашют и отдал его Косте Сидякину. Раненые должны были знать, что пилот не покинет их в критическую минуту, что он разделит их судьбу до конца. Потом я занял своё место и взялся за штурвал.
Картину этого ночного взлёта с партизанского аэродрома я не забуду никогда. Прямо перед собой я видел хвостовое оперение самолёта-буксировщика. В багровом свете стартовых костров его вращающиеся винты были как два больших красноватых диска. Возле левого крыла планера стояли Костя Сидякин и несколько партизанских командиров с выражением напряжённого ожидания на лицах. За ними - тёмные фигуры бойцов, едва освещаемые кострами.
«Прямо-таки кадр из приключенческого фильма», - мелькнула мысль. Желютов дал моторам полный газ, и я уже ни о чём не думал, кроме взлёта. Он мог быть удачным, только если мы наберём достаточную скорость до конца короткой взлётной полосы. Границей ей были воронки от бомб.
Я напряжённо следил за буксировщиком. Казалось, он двигался чересчур медленно. Мысленно я представлял себе расстояние, которое оставалось до разбега. Оно уменьшается быстрее, чем нарастает скорость. Конец аэродрома. Желютов, а вместе с ним и я отрываем машины от земли. Вижу, как его самолёт на какую-то долю секунды зависает в воздухе, готовый рухнуть на землю, но потом, словно передумав, начинает набирать высоту. Взлёт прошёл благополучно. Я облегчённо вздохнул и почувствовал, как из-под шлема по лицу катятся холодные капельки пота.
При ночном полёте на коротком тросе пилотировать планер довольно сложно. Но перед войной, работая в Центральном аэроклубе, мне удалось накопить достаточный опыт подобных полётов. Я летал на коротком тросе в облаках и теперь чувствовал себя за штурвалом вполне уверенно. Но это ещё не гарантировало спасения раненых партизан. Мне могли помешать истребители противника, зенитный огонь при переходе через линию фронта. Ведь самолёт и планер, связанные столь близко, были очень неманёвренны и потому легко уязвимы. Могли произойти и сотни других случайностей.