Путь в Обитель Бога
Шрифт:
— Откуда ты знаешь моё имя? — глуповато поинтересовался я.
Рувим промолчал. Очевидно, он уже успел сказать всё, что считал важным. Пора было поворачивать оглобли. Но сначала я дал себе слово, что больше никогда в жизни не стану так психовать, и дважды сглотнул, потому что у меня заложило уши. Вот это голос!
Вернувшись к скале, я опустошил одну из двух своих фляг, наполненных додхарской водой, недоумевая, что на меня нашло.
Рувимы не хотят с нами говорить и ничего не объясняют… А они что — обязаны? Люди напортачили с колонизацией
Не наложи они заклятие на технику, мы, быть может, уже истребили бы друг друга и без помощи ибогалов. Сколько было междоусобиц за первые десять лет существования Нового Мира? Сколько Старых территорий совершенно опустело? Ведь на том куске Земли, куда мы с Тотигаем постоянно ходим за добычей, совсем никто не живёт… Сколько было попыток захвата уцелевших ракетных баз? Прямо на этих самых рувимов ведь пёрли. А не блокируй они сразу после Проникновения остальные интересные объекты? Атомные электростанции? Склады химбоеперипасов? Лаборатории по разработке бактериологического оружия, существование которых все отрицали, но которые у всех имелись? С яйцеголовыми-то мы уже потом стали воевать…
— Ну как, поболтали? — спросил Бобел.
— Да, поболтали, — ответил я, и на сей раз врать мне не пришлось. — А ты разве не слышал?
— Нет.
Ну надо же! А я был уверен, что не только Бобел слышал, но и все остальные жители Додхара и Земли; да и Харчевня, находившаяся в половине дня пути отсюда, могла запросто рухнуть от рувимского рыка.
— Погоди, — сказал я, начиная догадываться, что дело нечисто. — Бобел, дружище, ты какими обычно видишь рувимов?
— Да я особо не приглядывался, — ответил он. — Но они похожи на орков, только все светятся.
Та-ак, подумал я, и до меня вдруг дошло, что я никогда не обсуждал внешность рувимов ни с Бобелом, ни с Тотигаем, ни с Орексом. Нукуманы о них не любят говорить, а Тотигая мне и в голову не приходило спрашивать. Я слушал лишь случайные разговоры в Харчевне, всегда между собой говорили люди, и они описывали рувимов одинаково.
Приподняв ногу, я хотел толкнуть спящего кербера, но он, как всегда, проснулся раньше, чем я до него дотронулся.
— Рано ещё, — недовольно сказал Тотигай позёвывая. — Могли бы выступить и попозже.
— Мы и выступим чуть позже. Ты мне вот что скажи: как выглядит рувим?
— Что значит — как? — удивился Тотигай. — Здоровый кербер в доспехах. Только стоит на задних лапах и боевые когти у него словно раскалённые.
Ах вон оно что! Понятно. Орекс будет видеть его нукуманом с мечом, а яйцеголовые — ибогалом с разрядником или ещё какой-нибудь хренотенью.
— А ты не знал, что мы с тобой их видим по-разному? — удивился
— Откуда?
— Ну, я же слушаю разговоры в Харчевне. Вы, люди, на редкость болтливы.
— Поумничай ещё! Тоже мне — анахорет-молчальник… Знаешь — и ничего не говорил?
— А ты спрашивал? — обиделся кербер. — Я думал, ты в курсе. Ты же общаешься с ними.
Вот она, цена незаслуженной славы.
— Р-р-р-го-го-го! — радостно выдал Тотигай, сообразив. Это он так смеётся. А соображает быстро. — Так ты всё врал, выходит? А я-то думал, что ты ни разу в жизни…
— Когда ты от меня слышал, что я с ними разговариваю? — спросил я.
— От тебя не слышал, но люди говорят…
— Вот им и предъявляй претензии, — вывернулся я, но на душе осталось поганое чувство от плохо прикрытого мошенничества.
— Но ты и сам говорил…
— …что общаюсь с ними, — перебил я. — А общаться — не то же самое, что разговаривать. Общаться — значит иметь общение, а оно возможно без слов.
— Как это? — удивился Тотигай. — Телепатически, что ли?
— Зачем — телепатически? Ты вспомни, как мы во время похода иногда по целым дням ни слова не говорим. Но понимаем же, о чём думает другой. Потому, что у нас всё общее — дорога, враги, жратва, трофеи. Выходит, когда двое имеют что-то общее между собой, это и есть общение.
Тотигай посмотрел на меня изумлённо, сражённый наповал такой хитрой софистикой, и даже не спросил, что у меня может быть общего с рувимом.
— Да ты у нас юрист! — не без уважения сказал он и отошёл в сторону, чтобы помочиться.
— Ладно, выдвигаемся, — скомандовал я, опасаясь, что по облегчении ему придут в голову контрдоводы.
Бобел сунул свой рюкзак, который был почти пустым, в мой, и приспособил сверху свою перевязь с мечами и чехол с дротиками.
— Я разрядники не стал выкидывать, — сказал он. — Правда, ты их почти опустошил, когда палил по пегасам, но, может, они ещё сгодятся…
— Правильно сделал, — одобрил я, хотя пустой разрядник мог сгодиться разве что в качестве дубины. Однако мне не хотелось огорчать бережливого Бобела. И стоило помнить о совпадении отверстий на разрядниках с размером торчавшего из Книги штыря.
— Тогда я это… всё обратно, как было, — сказал Бобел.
Он быстро увязал ремешками въючники, подобные тем, что Тотигай тащил на себе по дороге к пирамиде, и когда кербер, пометив камни, вернулся к нам, с размаху швырнул тюки ему на спину.
— Да почему?!? — возмутился Тотигай, невольно присев под их тяжестью. — У нас же теперь ты есть!
— Я понесу рюкзак Элфа, — ответил Бобел. — Он его с самого города тащил, пусть отдохнёт.
— Я тоже тащил тюки с самого… С этого…
— Не с города же, — примирительно ответил Бобел.
— Ну и что? Да на мне живого места нет! Выходит, Элф совсем без груза пойдёт, а я… Ты мог бы всё взять! Ты вон какой здоровый!.. Я дырки в крыльях протру! У меня шкура облезет!
Бобел начал терять терпение.