Путь в Версаль (др. перевод)

Голон Анн

Барба удивленно раскрыла глаза. Потом сдавленно вскрикнула:

– О госпожа графиня!.. Простите меня, госпожа…

– Не надо больше называть меня госпожой, – отрывисто сказала Анжелика.

Она рухнула на каменную приступку очага. Жара стояла удушающая.

– Барба, где мои дети?

Толстые щеки Барбы задрожали, словно она едва сдерживала рыдания. Сглотнув, она наконец смогла ответить:

– Они у кормилицы, госпожа… Не в Париже, в деревне возле Лоншана.

– Значит, моя сестра Ортанс не оставила их у себя?

– Госпожа Ортанс

сразу отдала их кормилице. Я дважды ходила туда, чтобы передать ей деньги, которые вы мне оставили. Госпожа Ортанс требовала, чтобы я отдала их ей, но я кое-что утаила. Я хотела, чтобы эти деньги были только для детей. А потом я уже не могла ходить к кормилице… Я ушла от госпожи Ортанс… Переменила много мест… Так трудно зарабатывать себе на жизнь.

Теперь она говорила торопливо, избегая встречаться с Анжеликой глазами. А та задумалась. Лоншан не слишком далеко. Это излюбленное место прогулок придворных дам. Они посещают службы монашенок тамошнего аббатства.

Барба снова принялась нервно ощипывать птицу. У Анжелики появилось ощущение, что кто-то пристально на нее смотрит. Оглянувшись, она увидела поваренка, открыв рот разглядывающего ее. Выражение его лица не оставляло никаких сомнений относительно чувств, которые внушала ему эта прекрасная женщина в лохмотьях. Но на сей раз Анжелика не рассердилась. Она быстро поднялась:

– Где ты живешь, Барба?

– Здесь, госпожа, в каморке над лестницей.

– Не называй меня госпожой.

В этот момент на пороге кухни возник хозяин «Храброго Петуха» в сбившемся на сторону колпаке.

– Чем вы здесь занимаетесь? – заплетающимся языком спросил он. – Давид, тебя посетители требуют. Эта птица скоро будет готова, Барба? Видать, мне самому надо было побеспокоиться, пока вы тут бездельничаете! А эта нищенка что здесь забыла? Пошла вон, да поживей! И не вздумай стащить у меня каплуна!

– О, госпожа…

Но в этот вечер Анжелика была настроена агрессивно. Уперши кулаки в бока, она вспомнила весь словарь Польки:

– Заткнись, вонючая бочка! На черта мне твои старые жилистые петухи? А что до тебя, девственник-сифилитик, лучше бы тебе опустить зенки и закрыть хлебало, если не хочешь схлопотать по харе.

– О госпожа! – воскликнула пораженная Барба.

Анжелика, воспользовавшись смущением обоих мужчин, шепнула ей:

– Жду тебя во дворе.

Позже, когда Барба вышла с подсвечником в руке, Анжелика последовала за ней по расшатанной лестнице в каморку, которую хозяин, господин Буржю, за нескольку су сдавал служанке.

– У меня так бедно… – смущенно сказала Барба.

– Не беспокойся, я тоже познала нищету…

Анжелика скинула башмаки, чтобы ноги отдохнули на прохладном полу, и присела на кровать. Это был поставленный на ножки соломенный тюфяк без полога.

– Надо извинить хозяина, госпожа, – заговорила Барба. – Он неплохой человек. Но после смерти жены запил. Поваренок – его племянник, он вызвал его из провинции, чтобы помогал. Но парень не больно расторопный. Так что дела идут

совсем плохо.

– Если я тебя не стесню, Барба, можно я у тебя переночую? – спросила Анжелика. – Завтра на рассвете я уйду, чтобы повидать детей. Я могу лечь с тобой? Меня бы это устроило.

– Госпожа оказывает мне большую честь!

– Честь… – с горечью повторила Анжелика. – Взгляни на меня и больше так не говори.

Барба залилась слезами.

– Госпожа, – пролепетала она, – ваши прекрасные волосы… ваши такие прекрасные волосы! Кто же их теперь расчесывает?

– Я сама… иногда. Барба, не плачь так горько. Прошу тебя.

– Если госпожа позволит, – пробормотала служанка, – у меня есть щетка. Я могла бы… воспользоваться… тем, что я с госпожой…

– Ну, если хочешь.

Проворные руки служанки принялись распутывать отливающие золотом прекрасные пряди. Анжелика прикрыла глаза. Как велика власть каждодневных действий! Старательных рук служанки оказалось достаточно, чтобы вернуть прошлое. Барба всхлипывала.

– Не плачь, Барба, – повторила Анжелика, – все это закончится… Да, я верю, что это кончится. Не сейчас, я знаю, но наступит день… Ты не можешь понять, Барба. Это как круг ада, из которого нельзя выйти иначе как через смерть. Но я начинаю верить, что все же смогу бежать. Не плачь, Барба, добрая моя девочка…

Они спали вместе. Барба начинала работу на заре. Анжелика спустилась за ней в кухню харчевни. Барба налила ей горячего вина и сунула пару пирожков.

Теперь Анжелика направлялась в Лоншан. Выйдя за ворота Сент-Оноре и миновав песчаные пятиугольники променада, называвшегося Елисейскими Полями, она добралась до деревни Нёйи, где, как уверяла Барба, находились ее дети. Анжелика еще не знала, что будет делать. Быть может, издали наблюдать за ними? А если вдруг Флоримон, заигравшись, подойдет поближе, она попытается привлечь его пирожком.

Она спросила, где находится жилище матушки Маво, и, подойдя к дому, увидела детей, играющих в пыли под присмотром девчонки лет тринадцати. Все они были замызганные и дурно одетые, но, похоже, чувствовали себя хорошо.

Она тщетно пыталась узнать среди них Флоримона.

Из дому вышла дородная женщина в сабо, Анжелика предположила, что это кормилица, и решилась войти во двор:

– Я бы хотела видеть двоих детей, порученных вам госпожой Фалло де Сансе.

Крестьянка, крупная темноволосая мужеподобная женщина, оглядела ее с нескрываемым недоверием:

– Что это вы деньги с таким опозданием привозите?

– Так, значит, оплата пребывания у кормилицы поступает с опозданием?

– Хоть бы с опозданием! – взорвалась женщина. – Того, что оставила госпожа Фалло, когда я их приняла, и того, что потом привезла служанка, не хватило даже, чтобы месяц кормить их. А потом – дудки! – ни су! Я ездила в Париж, чтобы потребовать денег, но эти Фалло переехали. Что за манеры у сутяг-прокуроров! Все они одинаковы – что прокуроры, что адвокаты.

– А они? – спросила Анжелика.