Путь воина
Шрифт:
— Не зря же меня называют «Королевой отверженных».
— Вас называют так по совершенно иной причине, — обидчивость являлась не лучшей чертой этого претендента на трансильванский престол. И княгине давно был знаком этот недостаток. Удивляло другое: шли годы, князь взрослел, однако набираться мудрости общения так и не собирался. Стефанию это не столько удручало, сколько сугубо по-матерински удивляло. Ведь пора бы уже, пора…
— Причины, по которым меня называют так, а не иначе, — отрубила княгиня, — известны только мне. В том, истинном
4
— Вы знали, что мне наносил визит князь Тибор? — Стефания присоединилась к Хмельницкому, который решил осмотреть окрестности замка Карадаг-бея.
— Знал, конечно.
— Так совпало, что визит этот состоялся как раз накануне вашего отъезда. Он как-то скажется на наших отношениях?
— Вся наша жизнь состоит из визитов и приемов, — не слишком жизнерадостно поведал Стефании гетман. — Почему к приезду сюда некоего князя я должен относиться с особой предвзятостью?
Княгиня расстегнула свой короткий тулупчик, под которым Хмельницкий мог разглядеть европейский костюм наездницы, какие приходилось видеть только во Франции. Даже в более или менее цивилизованной Польше представать перед мужчинами в подобном, почти мужском, одеянии женщины не решались. Точнее, решались не все, кроме француженок. В седле она тоже держалась по-мужски, привычно и уверенно.
Поднявшись вслед за полковником на горную кручу, она остановила своего коня буквально на краю обрыва, с которого несчастное животное могло сорваться от любого неосторожного движения. Однако сама Стефания словно бы не замечала опасности. Это конечно же была игра на нервах полковника и своих собственных. Но какое убийственное, роковое хладнокровие!
Пока Хмельницкий нервно посматривал на ноги ее коня, княгиня любовалась открывавшимся ей пейзажем: горная долина завершалась в этих местах узким ущельем, к которому подступало несколько татарских хижин под красной черепицей. И селение, и само ущелье казались бы совершенно вымершими, если бы не журчание ручья, зарождавшегося из двух горных родников и лениво стекавшего по огромным камням, чтобы исчезнуть где-то в дебрях кустарниковой россыпи.
— Вы не станете возражать, полковник, если я присоединюсь к вам, чтобы вместе преодолеть хотя бы путь, оставшийся до Перекопа?
— Думаю, что самый опасный участок вашего путешествия начнется уже за Перекопом, где шайки степняков не сдерживает даже призрачная власть местного мурзы и где золотой жетон султана стоит не больше, чем старая попона из-под татарского седла.
— То есть вы приглашаете меня разделить скуку вашего путешествия до самой Сечи?
— Думаю, что могу провести вас даже на тридцать-сорок миль дальше этой степной цитадели. До тех пределов, до каких показываться мне уже небезопасно.
— Вы необычайно добры ко мне, полковник. Не исключено, что я приму и это ваше приглашение. Я знаю, какой вопрос вас волнует.
— Это вы о чем?
— Вас интересует, каковы мои отношения
— Каковы же ваши отношения с князем Тибором? — в тон ей спросил полковник и, не выдержав пытки нервами, нагнулся и, осторожно захватив коня за узду, отвел от края гибели.
Стефания восприняла этот жест совершенно спокойно, словно и не заметила старания и усилий полковника.
«Не может быть, чтобы женщина вела себя с таким безразличием к судьбе, — мелькнуло где-то в глубине его сознания. — Но еще больше это не похоже на притворство».
— Только вчера я отказалась стать его женой. Такой лаконизм вас удовлетворит?
— Вы? Его женой?!
— Почему вы переспрашиваете об этом с… таким ужасом?! — притворно возмутилась Стефания. — Хотите сказать, что я уже вообще ни на что не гожусь? Даже в жены?
— Да нет, я… Просто неожиданно как-то.
— Прощаю. Выкрутились.
Хмельницкий прикинул разницу в возрасте Стефании и Тибора и удивленно покачал головой. Он чувствовал, что Тибор восхищен княгиней, и понимал, что без флирта там не обошлось, однако не предполагал, что намерения молодого князя могут зайти столь далеко.
— Не утруждайте себя подсчетами, — рассмеялась Стефания, обратив внимание на то, как слишком уж напряженно молчит ее собеседник. — В матери Тибору еще не гожусь, но ведь и он просил меня не об усыновлении.
Они оба сдержанно рассмеялись. Двое повидавших жизнь и знающих ей цену людей — они могли бы спокойно порассуждать о том, что такое «порывы души» и как часто они не согласуются с реалиями жизни. Могли бы, если бы в их отношениях не просматривалась то же возрастное несовпадение, которое погубило намерения князя Тибора.
— А ведь я вдруг с ужасом подумал, что и сам вряд ли смогу удержаться от предложения…
— Что вы холосты, я уже знаю. Сообщил ваш сын. Не мне, естественно. Кстати, вы могли бы и сами познакомить меня с Тимошем. Не пойму, почему вы держите его в заезжем дворе, вдали от замка Карадаг-бея?
— Он находится вместе с остальными казаками. Со мной только оруженосец.
— Суровый отец. Однако мы отвлеклись. Кажется, вы храбро заявили, что собираетесь делать мне предложение?
— Мне же кажется, что вы собирались отказать, вежливо сославшись на более важные дела, нежели замужество. На государственные… дела.
Несколько минут Стефания молчаливо спускалась по склону, едва удерживая коня. Но как только миновали каменистую тропу и впереди показался поросший травой склон, она пришпорила рысака и, огласив окрестности воинственным кличем воинов своей земли, сломя голову понеслась вниз, далеко обогнав при этом не только Хмельницкого, но и двух оруженосцев, Савура и Власта.
Гетман сумел догнать княгиню лишь недалеко от замка. Подпустив его довольно близко, Стефания перегнулась в седле и признательно потерлась плечом о его плечо, словно благодарила за то, что он не заставил ее въезжать в эту мрачную татарскую цитадель в одиночестве.