Путь Воинов
Шрифт:
— Я тоже один. Уже давно, все мои погибли в феврале... Так это фольварк твоих родителей?
— Я... — Айнс прерывисто вздохнул. — Я сейчас расскажу. Сейчас...
... — Я не отсюда, я из Нойштадта. Тут жили фон Ирэны, я дружил с их сыном, младшим, с Гюнтером. Когда русские начали наступать, мама привезла меня сюда, фрау фон Ирэн с радостью согласилась, чтобы я пожил у них...
Айнс зажал виски ладонями изамотал головой.
— Потом — потом появились русские. Приехали на такой небольшой машине, вчетвером... Они забрали брата фрау фон Ирэн — он был ранен и лежал дома... офицер, лётчик. Забрали и увезли
Они несколько раз приходили сюда... ничего не брали и не трогали, но смеялись, издевались над нами... Тогда... на вторую ночь... — Айнс облизнул губы, — Хубер — это работник фрау фон Ирэн — привёл троих или четверых вервольфов 5 .
Они кинули в машину русских гранату и застрелили двоих, которые остались живы... Они кричали, что это Рейх, а не Советы, и немцы будут жить, как сами хотят... А потом мы с фрау фон Ирэн и Гюнтером стояли на парадном крыльце. На шоссе, там, — он слабо махнул рукой, — появились огни. Мы услышали рокот, это были русские... танк и грузовик с солдатами...
5
Конечно, имеются в виду не волки-оборотни, а члены подпольно-партизанской организации «Вервольф», которым вменялось в обязанность развернуть сопротивление в тылу советских войск и войск союзников. Но к тому времени наиболее пассионарная часть немецкого народа либо была выбита, либо находилась в армии, и массового партизанского движения не получилось. (В случае с советскими войсками большую роль сыграл приказ Сталина расстреливать за малейшее насилие в отношении гражданского населения.) Тем не менее, теракты и действия небольших партизанских групп продолжались до начала 1948 года.
Хубер и вервольфы стали в них стрелять, а фрау фон Ирэн втолкнула нас с Гюнтером в дом. Но русские вышибли дверь гранатой... — Айнс хлюпнул, вздрогнул. — Ворвались в дом... И всех увели.
Гюнтер дрался с ними, кричал, чтобы не трогали его маму, а я... я струсил. Я спрятался в туалете... я трус, ничтожный трус! Гюнтер был смелым, а я — я не немец, — горько выдохнул мальчик и съёжился, ожидая, наверное, упрёков и брани.
— Я тоже бежал, — сказал Ялмар тихо. — Что ты мог сделать — тоже попасть к ним в руки? А потом?
— Они тут не остались, — Айнс справился с собой. — Никого не осталось... только я. В подвале много консервов, есть уголь, только сильно топить я боюсь, русские ездят по дороге, хоть и редко...
А уже на следующий день я увидел, что по лугу идёт человек в нашей форме. Он дошёл до ворот и упал прямо в них. Мне было так страшно... но тебя могли увидеть с дороги. Я так боялся... — Айнс поднял на Ялмара глаза, и в них ещё была тень того испуга. — Но вышел и потащил тебя в дом.
— Ты меня спас, Айнс, — сказал Ялмар. — Я всегда буду это помнить... И не мучь себя. Каждый сражается, как может. И ты — настоящий немец.
— Ты хочешь уйти?! — испуганно спросил Айнс.
— Понимаешь, я ведь солдат. Я не хочу прятаться. Если придут русские — я буду в них стрелять. Меня, конечно, убьют... а потом могут убить тебя, — пояснил Ялмар буднично.
— Но, куда ты пойдёшь?! — с отчаяньем сказал мальчишка. — Тут есть приёмник
Ялмар прикрыл глаза. Переведя дух, хрипло сказал:
— Враньё. Пропаганда.
— Говорил доктор Геббельс, — виновато ответил Айнс. — Правда-правда, Ялмар...
Ялмар стиснул зубы. Что оставалось — выйти на дорогу, дождаться первых же русских и принять бой? Хороший выход; и страха он не испытывал. Он умрёт непобеждённым, и это будет легче, чем жить теперь. Ялмар даже не сразу понял, что Айнс зовёт его:
— Ялмар! Ялмар! Не молчи! Пожалуйста, я боюсь, у тебя страшное лицо...
Да, но как же Айнс?
Эта мысль словно бы толкнула Ялмара. Умом он понимал, что сотни и тысячи немецких детей сейчас в ещё худшем положении, но... но Айнс его спас. И он был не где-то, а здесь, рядом. И он верил в Ялмара.
Поверил в фольксштурмовца с оружием, который был старше его самого на пару лет. Поверил, как в панацею, как в спасение от ужаса... Бросить его?
— Не кричи, — с трудом сказал Ялмар. — Я сейчас оденусь, поедим и будем решать, как быть дальше.
* * *
Консервов в самом деле было запасено много — Ялмар не помнил, когда ел так в последний раз. Но он не только ел — он ещё и на самом деле напряжённо думал.
Ялмар недаром прославился ещё в гитлерюгенде умением решать. Но сейчас он не знал, что делать. Куда идти, если враг — кругом, если он захватил всю страну? Боже, его Германия — в руках врагов, как во времена Аттилы! Нет, хуже...
— Айнс, ты говорил о вервольфах — где они?
— А? Я не знаю, Ялмар... Хубер знал. Я даже не уверен, что они тут ещё есть. Я думаю, будь они — они пришли бы проверить, что с их друзьями...
«А он неплохо мыслит», — отметил Ялмар, снова замолчав. Мыслить — это хорошо. А вот решить, что делать дальше — проблемка...
...Чтобы занять руки, Ялмар взялся чистить МР. Он в самом деле нуждался в чистке.
Куда идти? Что делать? Как быть? Вопросов было много. Ответов — ни одного. А думать теперь нужно было за двоих.
— Ты умеешь разбирать-собирать? — спросил Ялмар внимательно следящего за его руками Айнса. Тот покачал головой. — Тогда садись ближе и учись. Пригодится.
Младший послушно подсел. Ялмар делал привычные движения, но, подсчитав патроны, огорчился. Да-да, больше их не стало. Полный магазин, восемь штук в другом. Плюс граната, нож и «вальтер» Кисселя. Можно считать, что без патрон — к нему нужны те же, что и к МР.
— Послушай, — вдруг осенило Ялмара, — а у этого вашего работника, у него же было оружие?! — Айнс кивнул. — Ты не знаешь, где он хранил патроны? Вдруг там что-нибудь осталось?
* * *
Как и все крестьяне, Хубер был запаслив. Другое дело, что все его запасы не могли пригодиться Ялмару.
Покусывая губу, мальчишка с досадой разглядывал внутренность подвального шкафа, который не взломали русские, но взломал он. Тут было не меньше двухсот патрон.
16-го охотничьего калибра. А два ружья русские как раз забрали.
— Д-да-а... — досадливо протянул он.
На патронах лежала Библия. Потрёпанная, толстая. Ялмар не помнил, когда последний раз держал её в руках — кажется, ещё до войны... Он протянул руку, взял книгу, листнул. Прочёл вслух: