Путь войны
Шрифт:
– Нет, - прошептал Шафран. Как опытный подводник и военный он понимал правоту командира. Важность миссии требовала холодного расчета. Но все естество спасателя и слуги отечества восставало против безжалостного прагматизма Илиона-Топора.
– Да, - столь же тихо ответил Крамневский, и каждое его слово тяжким камнем падало на душу старого механика. – Дружище, ты же все понимаешь. Если у них есть атомное оружие, хотя бы экспериментальное, то скорее всего есть и система внешнего контроля радиации. Я надеюсь на лучшее, но надо учитывать, что нас легко могут выследить. Тогда остается только
Тихо, едва заметно, на грани ощутимого вибрировали переборки и шумели механизмы «Пионера». Ровным, приятным глазу светом горел плафон под потолком, освещая изжелта-бледные, болезненные лица двух людей, обсуждавших жизнь и смерть.
– Трусливо, - пробормотал Аркадий, проводя рукой пол лицу, словно украдкой стирая слезу.
– Нет, - сказал мягко, но непреклонно Илион. – Иногда нужно больше смелости, чтобы уйти с живыми, чем остаться с мертвыми. Аркан, на сколько лет ты меня старше? – укорил он Шафрана. – Это ты мне должен объяснять, а не я тебя уговаривать. Если у нас не получится… Ты должен уйти с батискафом. Ты должен доставить всех на станцию и запустить ее.
Глава 24
Обратный путь затягивался. «Пионер» мог вернуться только укрывшись на шумовом фоне конвоя, во время очередного открытия портала, но, как назло, зона перехода бездействовала. Возможно, это было связано с устрашающим штормом, охватившим миллионы квадратных километров Атлантики, вплоть до Азорских островов. Ежедневно Радюкин вписывал в дневник все новые и новые наблюдения. Даже коротких сеансов радиоперехвата, которые теперь велись не дольше двух-трех часов в сутки, хватало, чтобы оценить масштабы климатического бедствия. Все северное полушарие содрогалось под ударами безумствующей стихии. Проливные дожди в пустыне и серии торнадо в Западной Европе, самумы в Канаде и зоны мгновенных температурных перепадов на экваторе - этот мир еще не умер, но уже становилось очевидно, что путь в могилу не окажется чрезмерно длинным.
Тем временем, состояние экипажа медленно, но верно ухудшалось. Радиологическая болезнь не являлась для мира воды чем-то новым и неизведанным, ведь где атомные исследования - там и облучения. Но методики лечения рассчитывались на медицинские стационары, опытный персонал и наличие всех необходимых медикаментов. Облученный экипаж, заключенный в неисправной субмарине при дефиците лекарств, находился на самой грани исчерпания умственных и физических сил. Каждый день больной Крамневский, державшийся только на стимуляторах, ожидал срыва, спорадического бунта или просто тяжелой ошибки кого-нибудь из подчиненных. Но час за часом, день за днем - подводники держались. «Пионер» на самом малом ходу курсировал по периметру «поля антенн», состоящего из тысяч заякоренных буев, ожидая конвоя, которого все не было.
Но на шестой день они дождались.
– Аппаратура исправна? – отрывисто спросил Илион, стягивая наушники. В ушах до сих пор бился жуткий рык, словно весь океан сошел с ума. – Такого быть не может.
– Видно, может, - так же кратко
– Сколько ты ему дашь по водоизмещению?
– Не меньше ста тысяч тонн. Определенно, транспортник, не танкер, с какой-то замудреной ходовой и вынесенными дополнительными винтами. По-моему, он вообще обвешан ими по бортам, очень уж странная картина шумов.
– Не меньше ста тысяч тонн? – уточнил Крамневский.
– Никак не меньше, скорее больше.
– Большой, - подытожил Илион, командир с акустиком переглянулись и одновременно невесело усмехнулись. Они уже устали удивляться местным чудесам. Подумаешь, транспорт-исполин, в два с лишним раза больше, чем самый крупный линкор Империи. Там, где на экваторе в считанные часы температура падает до минус сорока и образуются километровые льдины, возможно все. Может, здесь и псоглавцы где-нибудь живут.
– Надо решаться, - неожиданно посоветовал Светлаков, поколебался и закончил. – Я так больше не смогу – даже с таблетками и переливаниями. От слуха почти ничего не осталось. Скоро от меня проку не будет.
– Сколько до него? – спросил Илион.
Акустик стукнул ногтем по индикатору в виде планшета с координатной сеткой.
– Тридцать миль и еще чуть.
– И никого больше?
– Никого. Эскорт эсминцев отвалил, он прет в одиночку, как мамонт. Наверное, его теперь приняли с воздуха.
– Можем успеть, - подумал вслух Крамневский.– Как раз успеем, и на таком шумовом фоне можно делать все, никто ничего не услышит...
Остальное он не стал произносить вслух. Было над чем подумать.
Проблема возвращения для «Пионера» заключалась в том, что никто не мог указать в точности – на какой глубине проходит граница зоны перехода. Поэтому субмарина должна была как можно ближе «прижаться» к надводному кораблю, иначе можно оказаться на незримой линии, разделяющей миры. Что произойдет в таком случае – оставалось загадкой, но вряд ли стоило ожидать хорошего.
Один раз рискованная операция удалась, теперь ее следовало повторить. На малошумной субмарине, с опытным экипажем, укрывшись под достаточно большим судном – проблема являлась технической и решаемой. Однако, до сего момента никто не пытался замаскироваться настолько большим кораблем. Гигант, рвущий океан целой батареей многометровых винтов, расположенных в непонятной конфигурации, должен был создавать чудовищную турбулентность под днищем и вообще вокруг. Управлять подлодкой при таком волнении, да еще буквально «на ощупь» - в этих условиях понятие «риск» обретало новые краски.
– Считаем курс, - приказал командир. – И… Снимаем пломбы с пульта управления оружием.
Радюкин стиснул зубы и зажмурился. Не помогло.
Шум изматывал, он бил в голову подобно копру, методично и неустанно. Ввинчивался в уши дробным грохотом, словно «Пионер» попал в гигантскую бетономешалку, полную крупного гравия. От шума нельзя было скрыться, даже в наушниках страшная вибрация вгрызалась в каждую клетку тела, а рокот многократным эхом отдавался под сводом черепа.