Путь, выбирающий нас
Шрифт:
Кантор последовал толковому совету его величества, после чего с трудом отдышался и поплотнее завернулся в колючий шерстяной плед, прислушиваясь, как тепло постепенно расползается от желудка по всему телу. Голова пока никак не отзывалась.
Король между тем снова потянулся к столу, чтобы наполнить свой опустевший кубок, однако на этот раз промахнулся и опрокинул бутылку. Правда, она была почти пуста, так что ничего страшного не случилось. Зато Кантор наконец понял, что его так смущало в речи и движениях его величества. Король был пьян. В стельку. Вусмерть. До зеленых чертиков. Бывший телохранитель никогда
С чего бы вдруг? С какого такого горя? Судя по его печальной физиономии, все-таки с горя, на радостях пьют иначе… Неужели с королевой что-то не так? Или с ребенком? Да нет, если бы что-то такое, не помчался бы он к Жаку пьянствовать, всю ночь стоял бы на коленях у постели любимой супруги, держал бы за руку и шептал слова утешения… Так что же такого приключилось, ваше величество? Только не говорите, что Кира спуталась с Артуро Сан-Барреда, а то я умру на месте…
— Ну вот, — пожаловался король, — самогон кончился. Жак! Где ты, бездельник?! У тебя тут гости умирают от недостатка выпивки, причем один из них твой король, а второй крайне нуждается в горячей спиртовой ванне изнутри, а тебя где-то демоны носят! Кстати, Кантор, может, тебе действительно не помешает горячая ванна?
Предложение было соблазнительным, но Кантор все же отказался, высказав опасения, что в этой самой ванне и уснет. На самом же деле ему просто не хотелось вылезать из кресла, а хотелось еще выпить и понаблюдать за пьяным королем. Это было безумно интересно, увидеть, что веселенького отколет его величество, когда выпьет еще столько же. Эх, его бы в «Лунный дракон» на тот памятный вечерок, сколько нового узнали бы бедные подданные!
— Я вижу, ты в полном унынии, — констатировал король, внимательно изучая Кантора своим цепким пронзительным взглядом, от которого у того всегда появлялось ощущение, будто его сканируют. — Видел Ольгу? И она тебе что-то неприятное сказала?
— Я с ней не общался, — возразил Кантор. — И ничего она мне не сказала.
— Настолько ничего, что ты в расстроенных чувствах слонялся по городу под дождем, не желая никого видеть? — с абсолютной точностью определил король. — В смысле, не стала даже разговаривать?
— Нет, — упрямо возразил Кантор. — Она меня просто не видела. Вот вы настырный! Я ее видел случайно, издали, но она была не одна, поэтому подходить я не стал. С ней был Карлос, а я все еще боюсь, что он меня узнает. А расстроился из-за того, что пришлось вернуться, хотя я этого совсем не хотел, и теперь со всех сторон дурак получаюсь… Демоны б драли этого добрейшего падре с его «Господними чудесами»! Только не спрашивайте меня, ради всех высших сил, я еще слишком трезв, чтобы об этом говорить!
— Да? — удивился король. — Я полагал, ты огорчился оттого, что Ольга недолго по тебе страдала и быстро утешилась с другим мужчиной… Впрочем, все они хороши, так что не стоит из-за этого так расстраиваться. Давай выпьем… Ах, у нас нечего… Жак, ты вообще слышал, как
— Сейчас иду! — отозвался откуда-то из глубины дома нерадивый придворный. — Несу, подождите минутку! Что за спешка, можно подумать, у вас остались последние пять минут, чтобы напиться до розовых слонов, и если не успеете, то мир перевернется! Я одежду ищу подлиннее…
— А что у вас случилось, что вы сами в таком же унынии? — спросил Кантор, отчасти чтобы отвлечь его величество от вопросов и занять размышлением над ответами, отчасти из маленькой мести и отчасти из любопытства.
— Да так, бывает, — неопределенно пробормотал король, и Кантор предположил, исходя из его замечания насчет того, что «все они хороши»:
— Вы что, с королевой поссорились?
— Это она со мной поссорилась, — хмуро бросил Шеллар. — Кантор, давай оставим эту тему. Я понял твой намек и спрашивать больше не буду. Лучше расскажи, как ты сюда попал? Тебя не было так долго, что мы уже начали гадать, не случилось ли с тобой чего.
— Да что со мной могло случиться? — недовольно передернул плечами Кантор.
— Что угодно. Версий было много. Самая дурацкая гласила, что ты умер, несмотря на лечение. Еще предполагалось, что ты оглох и с горя наложил на себя руки. Элмар считал, что ты так и остался перекошенным на одну сторону и стесняешься показываться в обществе. А я, как всегда, был прав. Ты пытался совладать с собой и не возвращаться просто из гордости, потому, что обещал не возвращаться. А любовь оказалась сильнее гордости. И я знал, что ты вернешься.
— Я не возвращался! — срываясь на крик от негодования, возразил Кантор. — Если бы я знал, куда забросит меня этот сволочной портал, хрен бы меня кто затащил в этот монастырь!
— Ты расскажешь мне подробнее? — заинтересовался Шеллар III. — Не сейчас, а когда успокоишься и достаточно выпьешь, чтобы об этом говорить. А то ты изъясняешься загадками, а это всегда действует на меня определенным образом… Жак, ты невыносим! Где самогон? Ты хочешь уморить своих гостей!
— Ваше величество, — возмущенно изрек шут, спускаясь по лестнице с охапкой какой-то одежды, — если бы я знал, что лишняя рюмка превращает вас в такого тирана, я бы вам в жизни не налил!
— Лишний кубок, — поправил Кантор. — Спасибо, Жак, я сам разберусь, а ты действительно принеси еще, если есть.
— Да нате, упейтесь, алкаши несчастные! — Жак сердито выставил на стол еще две солидные бутылки и свалил одежду кучей на колени Кантору. — Одевайся скорее, нечего там разбираться, оно все тебе будет коротко… Ну что ты лыбишься, трусов не видел? Я понимаю, Ольга смеялась, ей местная мода была в диковинку, ну а ты? У самого точно такие же!
— Но не такой же расцветки! — возразил Кантор, натягивая прежде всего шерстяные носки.
— Гляди, расцветка ему не нравится! А у самого? Бедная девушка чуть со смеху не сдохла в свою первую ночь с тобой, раздолбаем!
— Это особо утонченный метод убийства, — вставил король, снова потянулся за бутылкой и снова ее опрокинул. К счастью, она была еще закупорена. — Уморить жертву смехом посредством особо веселой расцветки трусов…
— Ну, если бы у меня было что-то вроде этого, возможно, так бы и получилось, — проворчал Кантор, однако трусы все же натянул, невзирая на расцветку.