Путь
Шрифт:
— Есть и ещё? — уголки её губ опустились вниз, и она часто-часто заморгала, имитируя желание заплакать, хотя в глазах плясали чертенята.
— Есть. Ты любишь давить на людей, подчинять их своей воле, заставляя делать то, что тебе нужно. Разве не так? — пошёл он на обострение.
— А разве это плохо? — Алиса высоко подняла брови вверх.
— Плохо! — с нажимом ответил Доктор. — Ты мной пытаешься манипулировать, играть на чувствах, частенько заставляя ощущать себя не в своей тарелке. Как будто ты — это кукловод, а эмоции — ниточки, за которые нужно дёргать,
— Так, а что в этом плохого-то, я не могу понять? — Алиса как будто насмехалась над Шуриком.
— А то, что твои желания не являются примером добродетели, например. Они основаны на эгоизме и, кроме тебя, никто не получает удовольствия от происходящего. Создаётся впечатление, прости за прямоту, что ты любишь выводить людей из себя, чтобы узнать их болевые точки, и потом бьешь по ним, когда тебе что-то становится нужно. Ты выжимаешь людей, как тряпку, а затем вытираешь о них ноги. Причем делаешь это, возможно, не специально, просто ты так уже привыкла. Но это дурацкая привычка, Алиса. Она ужасная!
— А что в ней ужасного? — продолжала криво усмехаться Элис. — Просто я такая, какая есть. Я знаю, чего хочу и иду к этому. Что тут плохого? Если кому-то не нравится, то пусть валит на все четыре стороны, я никого не держу.
— В том-то и дело, Алиса! Ты никого не держишь, и поэтому люди с тобой надолго не задерживаются. Ты сначала притягиваешь, но затем отталкиваешь. Вот почему ты то встречаешься с людьми, то расстаешься. Раз ты никого не держишь, значит, никого и не можешь удержать.
— Тебе тоже со мной не хочется быть? — вздрогнула она.
— Нет, нет, — он успокаивающе выставил ладони. — Я тебя люблю, я уже говорил об этом. Но с тобой непросто, я об этом…
Алиса сделал страдальческий вид и произнесла тоном маленькой обиженной девочки:
— Прости меня, Шурик, что со мной непросто, но я пообещаю, что больше так не буду никогда-никогда!
— Правда?
— Нет конечно! — неожиданно вскрикнула Алиса и резко встала с кресла, пошатнувшись, как пьяная, и размахивая руками. — Почему это я должна жить по твоим условиям?
— Да по каким условиям? — повысил голос он. — Я тебе об одном, а ты мне о другом.
— А я тебе о том, что я не боюсь потерь и разочарований, Шурик. Я уже взрослая девочка и давно поняла, что быть хорошей — это такая скука! Я пробовала, но больше такого со мной не повторится! Никогда я не буду хорошей, потому что люблю, когда на меня смотрят, высунув язык, а сделать ничего не могут! Все такие, и ты такой! Только я тебе дала, а им нет! Я же тебя насквозь вижу. Ты хочешь, чтобы я думала, что ты мачо такой, да? А кто ты такой на самом деле, мальчик? Кто ты?
— Я Алекс.
— А кто я? А? Я-то кто?
— Ты Алиса.
Алиса вроде и не пила, но речь её становилась всё более непонятной. Язык заплетался, она медленно моргала стеклянными глазами и несла какую-то чушь, размахивая руками и расплёскивая содержимое бокала.
— Вот-вот, я Алиса, дочь Аттала, хозяина Аквилеи. Я тебя раскусила — ты хочешь мне планку опустить, типа ты такой тут самец пришёл и будешь хозяйничать!
— Но ты же сама себе противоречишь! — он сузил глаза.
— Я противоречу? Да что ты говоришь? Ишь ты какой умный выискался! И в чём же я противу-протива-противно речу? Про-ти-во-ре-чу, — старательно выговорила она, стараясь не сильно заплетаться непослушным языком.
— Ты говоришь, что тебе нужен мужчина сильнее тебя, — не обратил на это внимания Алекс. — Но таким ты не сможешь управлять, потому что он не позволит вить из себя верёвки. Он не будет идти у тебя на поводу просто потому, что твои желания эгоистичны и частенько сумасбродны, я тебе уже об этом говорил. Умный мужик будет смотреть не на слова, а на дела, и когда он увидит, что ты заботишься только о своих дешёвых интересах, то тут же тебя бросит, потому что, ну, а зачем с такой жить?
— Да?! — осклабилась Алиса.
— Да! И ты сама это видишь на своём примере. Тебе нужен подкаблучник, который будет бегать за тобой, как собачка, высунув язык. Вот с такими ты умеешь управляться, таких ты можешь контролировать и манипулировать ими в своё удовольствие. Но ведь это не сильный мужик — это рохля. Поэтому я и говорю, что ты сама себе противоречишь — говоришь, что тебе нужен мужчина с характером, а на деле выискиваешь тех, кто будет держаться за твою юбку и потакать капризам.
— Что ты говоришь! Какой ты, блять, умный! — она облизнула пересохшие губы и упёрла руки в боки. — Да все вы за мной бегаете только потому, что вас цепляет моя непокорность и непокабелимость!
— Непоколебимость, может быть?
— Может быть. Может, и она! Пойми, я — это я! А все остальные — жалкие пародии!
— Алис, послушай, а ты сегодня много пила?
— Что ты сказал? Я? Пила? А ты тогда топор! — пошутила она, высунув язык и поморгав осоловевшими глазами.
— Алкоголя, говорю, много пила?
— Ты шутишь, что ли, со мной, мальчик? Я же при тебе пару бокалов мартини выпила всего, вон, глянь в бутылке! — указала она, поводив пальцем. — Или ты ослеп?
— А чего ты тогда такая пьяная?
— Кто пьяная, я? Да ни в жизнь!
— «Снега» не много вынюхала?
— Да пошёл ты в жопу, понял?!
— Понял, понял. — Алекс почувствовал, что его настроение портится, но постарался сгладить. — А пойдём-ка спать, дорогая? Я тебе голову поглажу.
— Хрена лысого тебе, понятно? Вы мужики — такие. Вы всегда замечаете наши маленькие недостатки, как будто у вас такие большие достоинства, что прямо держись за него двумя руками, — Алиса покачнулась, чуть не упав. — А на самом деле, чё там, а?