Путь
Шрифт:
— И мне не спится, — сказал он. — Не возражаешь, если я посижу с тобой?
Я кивнул. Отец вытащил стул и сел напротив меня. Несколько минут мы сидели молча. Потом он произнес:
— Когда умерла твоя мать, у меня возникло ощущение, будто я лишился половины тела. Причем той, где сердце. Поначалу я сомневался, сумею ли жить дальше. Если честно, я не очень-то и знал, зачем мне жить дальше. — Отец с нежностью посмотрел на меня. — Даже не представляю, что бы я делал, не будь тебя. Сломаться, имея маленького ребенка, — непозволительная роскошь.
—
Отец молчал, и мои слова растворились в пространстве ночной кухни.
— А домой не хочешь съездить? Пожил бы в родных стенах, — проговорил он.
Я покачал головой.
— А как твой бизнес?
— Неважно.
— Может, тебе на какое-то время с головой уйти в работу?
Мы опять сидели молча.
— Пап?
— Да?
— Как тебе удается справляться… со всем этим?
— Сам не знаю.
Он поднял голову.
— Я люблю тебя, сын.
— Я тебя тоже.
Через несколько минут отец ушел к себе, а я тяжело вздохнул и заплакал.
ГЛАВА 18
«Мое сердце похоронили вместе с ней. Я был бы только рад, если бы в могилу легло и мое тело. Сколько бы я ни думал об этом, способов избавления от скорби не существует. Единственный способ удалить боль, вызванную смертью любимого человека, — удалить из жизни любовь».
Дождь продолжался и утром. Я принял душ, побрился, оделся, и все это — на автопилоте. Глядя на себя в зеркало, сказал:
— Бог тебя ненавидит.
Это было единственным объяснением хода моей жизни. Я любил двух женщин, и обеих Бог у меня отнял. Бог меня ненавидел. Наши с ним чувства были взаимными.
Без четверти одиннадцать мы с отцом поехали в похоронное бюро. За час до начала церемонии гроб выставили для прощания. Я стоял возле открытого гроба, рядом с неподвижным телом женщины, которую любил. Мне казалось, что когда-то я уже это переживал. Когда крышку гроба закрывали, от душевных терзаний мне хотелось кричать. Я хотел влезть внутрь и лечь вместе с ней.
Траурная церемония была простой.
— Приятная, — отозвался о церемонии кто-то.
Сначала выступил работник похоронного бюро, затем приглашенный ими пастор. Оба были немногословны. Я не помню, о чем они говорили. Мой разум находился как в тумане. Что-то о вечной природе человека. Вскоре Глория, мачеха Маккейл, спела гимн «Сколь Ты велик». После нее несколько слов произнес отец Маккейл. Точнее, попытался произнести, поскольку его траурная речь состояла в основном из рыданий. Пастор прочел молитву, и распорядитель похоронного заведения подал знак выносить гроб из зала.
Гроб выносили отец Маккейл, четверо его друзей и мой отец. Они донесли гроб до катафалка, поставили и разошлись по своим машинам.
Опустив гроб рядом с могилой, шестеро мужчин отцепили со своих костюмов траурные бутоньерки и положили на крышку. Ко мне подошел Сэм.
— Я носил ее на руках, когда она была маленькой. Никакому отцу не пожелаю такого.
Могила Маккейл находилась почти в центре кладбища, окруженная старыми захоронениями. Над близкими покойной служители похоронного бюро растянули парусиновый навес, защищавший от дождя. Остальные участники похоронной процессии торопливо раскрыли зонтики. А дождь все лил и лил. Под конец похорон он превратился в настоящий ливень, и присутствующие с явным облегчением заторопились к своим машинам.
Уже в конце похорон, когда все расходились, ко мне медленно приблизилась пожилая женщина. Я был уверен, что прежде не встречал ее, хотя черты лица показались мне знакомыми. Вид у женщины был отрешенный, а глаза покраснели и распухли от слез.
— Я — Памела, — сказала женщина.
— Простите, мы знакомы? — спросил я.
— Я — мать Маккейл.
Я недоуменно заморгал.
— Но у Маккейл не было…
И вдруг я понял. Я всегда думал о матери Маккейл как об умершей. И то, что сейчас она, живая, стояла передо мной, напомнило мне обо всех горестных мгновениях, пережитых ее дочерью с самого момента нашего знакомства. Горе уступило место едва сдерживаемой злости. Зачем она здесь?
— Что вам угодно? — сухо произнес я.
— Я постоянно твердила себе, что однажды встречусь с Маккейл и все ей объясню… Этот день так и не настал.
— Вечное завтра, — угрюмо пробормотал я.
— Простите, вы о чем?
Я почесал нос, чтобы не сказать резкость.
— А вы хоть представляете, сколько страданий причинили ей?
Чувствовалось, мои слова сильно ударили по ней.
— Простите, — прошептала она.
Я взглянул в ее усталое, морщинистое лицо.
— Вы упустили все шансы. Ваша дочь была удивительным человеком. Как бы я ни скорбел о своей потере, еще больше я скорблю о вашей.
Ее глаза наполнились слезами. Больше мы не сказали ни слова. Мать Маккейл повернулась и побрела к выходу.
Через несколько минут ко мне подошел Сэм.
— Ты видел Памелу? — спросил он.
Я кивнул. Сэм обнял меня.
— Знаешь, как Маккейл тебя любила? Ты был ее миром.
— А она была моим, — ответил я, и мы оба заплакали.
— Не забывай нас. — Подошедшая Глория взяла Сэма под руку. — Алан, если тебе что-нибудь понадобится…
— Спасибо.
Они двинулись вниз по склону к своей машине.
Ко мне приблизился отец, держа в руке раскрытый зонт.
— Сын, ты готов?
Я покачал головой.
— Не могу оставить ее.
Отец понимающе кивнул.
— Меня подвезет Текс.
Он предложил мне свой зонт, но я отказался. Тогда отец похлопал меня по плечу и отошел.