Путь
Шрифт:
— Пока еще рано говорить. При травмах такого характера пораженные участки сильно вспухают и могут блокировать нервы. Обычно мы выжидаем семьдесят два часа и только потом делаем прогноз о степени поврежденности позвоночника.
— Когда я смогу ее увидеть?
— Вам придется подождать. Как только врачи закончат свои процедуры, я провожу вас в палату. Я искренне вам сочувствую, мистер Кристофферсон.
Я откинулся на спинку стула. Карен и ее муж сели напротив меня. Оба молчали.
Ожидание было изматывающим. Каждая
Так миновало около двух часов. Наконец социальный работник повела меня через двойные двери отделения экстренной помощи. Когда я увидел жену, первой мыслью было: «Это какая-то ошибка». Маккейл была сильной и полной жизни. Женщина, лежавшая на больничной койке, выглядела слабой, хрупкой и сломленной.
Моя Маккейл очень изменилась. Она лежала с закрытыми глазами, чудесные волосы разметались по больничной подушке. Возле кровати стояло несколько мониторов. К правой руке тянулась трубка капельницы. Я с удивлением увидел, что лицо Маккейл вымазано в грязи. Наверное, упала ничком и запачкала лицо, а у больничного персонала даже не нашлось времени смыть эти черные разводы.
У меня подкосились ноги. Собственное тело вдруг стало неимоверно тяжелым. Я наклонился к ней, и мои глаза наполнились слезами.
— Микки…
От звука моего голоса веки Маккейл дрогнули, глаза открылись. Она взглянула на меня.
— Я здесь, — сказал я, стискивая ей руку.
В ее глазах тоже мелькнули слезы.
— Я так виновата, — прошептала она.
Я отгонял свои слезы. Перед ней я должен быть сильным.
— За что ты себя винишь?
— Я все испортила.
— Нет, малышка. Ты поправишься. Обязательно поправишься. У тебя все будет замечательно.
Маккейл посмотрела на меня и закрыла глаза.
— Нет, не будет.
Первые сутки прошли словно кошмарный сон. Капельница исправно вводила Маккейл морфий, и потому почти все время моя жена пребывала в сонно-бессознательном состоянии. Я сидел рядом. Один раз она проснулась и спросила, не сон ли это. Как мне хотелось ответить ей: «Конечно, сон». Около восьми вечера я вышел из палаты, чтобы сделать несколько звонков.
Первым, кому я позвонил, был отец Маккейл. Услышав печальную новость, он заплакал и пообещал прилететь первым же рейсом. Затем я позвонил своему отцу. Тот был верен себе. Он молча выслушал мои слова и сказал:
— Я тебе очень сочувствую, сын. Что-нибудь от меня нужно?
— Чудо.
— Увы, чудеса делать не умею. Мне прилетать?
— Не надо.
— Хорошо.
И больше никаких слов. Отец все понимал, и я все понимал. Я привык к таким отношениям с отцом.
Я вернулся в палату, и вскоре позвонил Кайл.
— Как Маккейл? — спросил он.
—
— Но она не парализована?
До чего противно мне было слышать это слово!
— Мы пока не знаем. Сейчас она не в состоянии двигать ногами.
— Боже, — простонал он. — Но ведь надежда всегда есть, правда? Каждый день происходят чудеса.
— На это мы и надеемся.
Мы долго молчали, потом он сказал:
— Я звоню тебе сообщить, что рекламную кампанию по «Мосту» Уэйтен поручил нам.
Я не сразу сообразил, о чем речь, а когда понял — изумился своей реакции. Эта рекламная кампания несколько недель занимала мои мысли, а теперь вообще утратила для меня всякое значение. В иное время мы бы отпраздновали свою победу обедом в дорогом ресторане. Пили бы шампанское и строили радужные планы на будущее… Тот мир показался мне чем-то далеким. На слова Кайла я отреагировал отрешенным:
— А-а.
Надо же, как быстро я выпал из мира!
Снова возникла пауза. Наконец Кайл произнес:
— Ни о чем не беспокойся. Я все держу под контролем.
— Спасибо.
— Даже не заикайся о благодарности. Маккейл получила цветы, которые я ей посылал?
— Да. Спасибо.
— Передай Маккейл мои наилучшие пожелания. И ни о чем не волнуйся. Я прикрываю твою спину.
ГЛАВА 6
«Ничто не сравнится по мучительности с ожиданием приговора. Разве что выслушивание этого приговора».
Не знаю, как назвать состояние, в каком я прожил эти три дня. Возможно, это был ад, как его показывают в сюрреалистических фильмах. Мое сердце металось между надеждой и отчаянием. Врачи повторяли слова социального работника: пока что они ни в чем не уверены. Степень поврежденности нервов можно определить только через семьдесят два часа. «За семьдесят два часа очень многое может измениться», — твердил я себе. Вероятно, когда опухоль спадет, Маккейл вновь начнет чувствовать нижнюю часть тела и двигать ногами.
Она должна выздороветь. Маккейл в постели, Маккейл, обреченная на неподвижность, — такое просто не укладывалось в голове.
Все остальное в моем мире перестало существовать. Я сидел у постели жены, а ночью спал на соседней койке. По крайней мере, пытался заснуть, поскольку каждые двадцать минут в палату заходила медсестра и проверяла показания электронных приборов, которыми была уставлена койка Маккейл. Мне хотелось, чтобы жена, проснувшись, видела меня рядом. В субботу, ближе к вечеру, прилетел ее отец, и я впервые за это время съездил домой принять душ и переодеться. Но уже через два часа вернулся в больницу.