Путешественница
Шрифт:
Леди Дансени, прежде говорившая с лакеем, теперь обсуждала с дворецким, какие блюда включить в обед, а какие, наоборот, исключить. Она не могла слышать мужниных слов, но его лордство был осмотрителен.
– Я не знал, что ты сделаешь с ним, так что он ждет в передней.
– Если он и правда способен управиться с лошадьми, как ты говорил, значит, из него будет добрый конюх. Я согласен с твоим предложением.
Лорд обернулся посмотреть на жену, заботившуюся, чтобы принять гостей как можно лучше: он намеренно стоял спиной к ней, чтобы слова не долетали до ее слуха.
– Она не знает, кого ты привез, – доверительно
– Понимаю…
Грей коснулся руки лорда. Сам господин Дансени тоже скорбел о сыне, но как глава семейства не проявлял своих чувств открыто.
– Мы поступим так: я скажу, что ты порекомендовал мне слугу, а ты подтвердишь, что привез его. Да, Джонни, ему можно доверять? В смысле… мои дочери…
Дансени удостоверился, что жена не слышит его опасений, выраженных так обтекаемо.
– Конечно, можно. Он пообещал мне, что будет беспрекословно слушаться вас, а покидать ваши владения или входить в дом будет только по вашему приказу. Он дал слово чести.
Хэлуотер занимал около шестисот акров, так что его нельзя было быстро покинуть, но в нем легко можно было затеряться. Шотландия была далеко от этого места в Озерном крае Англии, но она была ближе, чем того можно было ожидать, находясь в дальних американских колониях или томясь в Ардсмьюире.
Дверь отворилась, впуская дочерей Дансени. Старик радостно встретил их.
– Джонни, помнишь Джиниву? – Он толкнул гостя навстречу девочкам. – Изабель была совсем малышкой, когда ты был здесь в последний раз. Как же быстро летит время…
Теперешней Изабель, небольшой пухленькой девчушке, похожей на мать, было четырнадцать. Джиниве было семнадцать. Ее трудно было узнать: Грей помнил разве длинную нескладную девочку, в которой не было того изящества и гордости, какие были в новой Джиниве, походившей более на отца, чем на мать. У лорда Дансени были такие же серые глаза, поражавшие своей ясностью, а кудри, сейчас уже седые, наверное, когда-то были такими – блестящими и каштановыми.
Девушки соблюли правила приличия, церемонно раскланявшись с майором, но было заметно, что их мысли заняты чем-то другим.
– Папа, – Изабель тронула отца за рукав, – в холле… находится какой-то мужчина, очень высокий. Он наблюдал за нами, пока мы шли сюда. Он выглядит устрашающе!
– Кто это? – вступила в разговор Джинива.
Она не стала расспрашивать подробно и восторгаться ростом незнакомца, поскольку это уже сделала сестра, к тому же девушке было важно знать, стоит ли человек в холле ее внимания или нет, одарить ли его на несколько минут царственным расположением или не стоит.
– М-м-м… должно быть, это наш новый слуга… Джон порекомендовал нам конюха, – замялся лорд Дансени. – Его отведут на конюшню…
Явившийся в дверях лакей обратил на себя внимание удивленным возгласом.
– Сэр, в холле стоит шотландец! – Он был потрясен до глубины души.
Красивым жестом он указал на холл, где молча стоял Джейми, завернувшись в плащ.
Услышав, что речь идет о нем, а значит, нужно представиться, напугавший девушек шотландец сделал несколько шагов вперед, остановился на почтительном расстоянии и обратился к лорду:
– Милорд, имею честь представиться – Алекс Маккензи, – зазвучал
Работать в Хэлуотере конюхом было несложно, даже легче, чем работать на родной ферме или заготавливать торф. Но нельзя сказать, что Джейми не уставал: когда остальных шотландцев отправили в Америку, он остался один в камере и провел там два долгих месяца, не занятый работой. За это время он отвык заниматься чем-либо, так что Озерный край поначалу показался адом и каторгой. Его расслабленные мышцы теперь ужасно болели, руки отваливались, и он буквально валился с ног. Он ночевал на сеновале и всю первую неделю своей работы в Хэлуотере засыпал как убитый, не видя снов.
Он приехал сюда в сопровождении лорда Грея, чувствуя, что это место станет его новой тюрьмой, находящейся дальше от родины, чем Ардсмьюир, и более суровой, поскольку здесь ему придется выполнять все прихоти неизвестных, быть может, взбалмошных богатых хозяев. Для них он был пленным шотландцем, и им можно было помыкать как заблагорассудится, к тому же находясь словно на свободе, а не в заточении, он не был бы свободен по-настоящему, пообещав, что не покинет Хэлуотера. Однако с течением времени он немного оправился на свежем воздухе, а это оказало благотворное влияние и на его душу. Джейми оттаивал и понимал, что он имеет очень много: воздух, свет, возможность понежиться на солнышке и вдоволь походить, а еще можно было смотреть на горы, занимаясь лошадьми. Для бывшего узника это был очень много. Джейми не тяготился одиночеством, осознавая, что вряд ли сможет с этим что-то поделать. С лошадьми ему было интересно, а слуги хотя косились на него, но не встревали в конфликты, боясь его.
К зиме он почти успокоился и смирился с этой вполне сносной участью. Даже визиты регулярно навещавшего его майора не так стесняли Джейми, как прежде.
Дженни и Эуон получили возможность изредка писать ему, и оказия доставляла ему весточки из Лаллиброха. Их приходилось немедленно уничтожать по прочтении, чтобы не подвергать опасности ни себя, ни их. Письма приходили редко, а вот буковые четки, висевшие на шее под рубашкой, были с ним всегда, напоминая о родных.
Их тоже приходилось прятать, но Джейми очень часто касался деревянного крестика, молясь за тех, кого вынужден был оставить дома: Дженни, Эуона и малышей – маленьких Джеймса-младшего, Мэгги и Кэтрин Мэри, близняшек Майкла и Джанет и малютку Эуона-младшего. И арендаторов Лаллиброха он не забывал в своих молитвах, и ардсмьюирских друзей. И прежде всего – Клэр. Он вспоминал о ней самым ранним утром и самой поздней ночью, прося Господа охранить ее и дитя, а уж потом поминая всех остальных.
Весной, когда сошел снег, Фрэзер совсем утешился. Только леди Джинива Дансени нарушала его спокойствие.
Старшая дочь лорда была хорошенькой, но очень избалованной. Она привыкла, что все ее желания немедленно исполняют, чего бы это ни стоило исполнявшим, поэтому не могла себе представить, что кто-нибудь откажется выполнить ее прихоть. Леди Джинива отлично держалась в седле, это все знали, и все же перед тем, как вызваться ее сопровождать, конюхи тянули соломинку, до того она могла раскапризничаться в пути и поиздеваться над сопровождавшим.