Путешественник
Шрифт:
Двигаясь к востоку от Алеппо, мы подошли к следующей реке — Фурат, больше известной как Евфрат, о которой говорилось в Книге Бытия, что это одна из четырех рек, протекающих в саду Эдема. У меня и в мыслях нет оспаривать Библию, однако на всем огромном протяжении Евфрата я не увидел ничего хоть мало-мальски напоминавшего сад. В том месте, где мы добрались до реки и пошли вниз по течению на юго-запад, Евфрат, в отличие от Оронта, не протекал через веселую плодородную долину; он просто извивался в разных направлениях по плоской равнине, представлявшей собой огромное пастбище для многочисленных отар овец и стад коз. Сие весьма полезное предназначение местности делает ее совершенно неинтересной для путешественников. Поэтому, помнится, мы бурно радовались, увидев далеко впереди какое-нибудь одиноко растущее оливковое дерево или финиковую пальму.
Над этой равниной почти постоянно дует легкий восточный ветер, и хотя пустыни расположены далеко, но даже этот легкий ветерок несет с собой тонкую серую пыль. Поскольку над чахлой травой
Думаю, самое мое яркое воспоминание об этом покрытом пылью Эдеме — это как я однажды днем увидел голубя, взлетевшего на дерево: когда птица коснулась ветки, то вверх взметнулось облако пыли, словно голубь уселся в бочку с мукой.
А еще во время долгого путешествия вниз по течению Евфрата у нас было много времени на размышления. Я изложу здесь пару соображений, которые пришли мне тогда в голову.
Первое — мир велик. Сие может показаться не слишком оригинальным наблюдением, но именно тогда я сделал это потрясающее открытие. Прежде я был вынужден жить в изолированной Венеции, которая на протяжении всей своей истории никогда не выходила за пределы собственных границ, да и просто не могла этого сделать. Таким образом, это давало нам, венецианцам, чувство безопасности, если хотите — уюта. Хотя Венеция и стоит на берегу Адриатического моря, горизонт там кажется не слишком далеким. Даже находясь на борту судна, я видел, что этот горизонт остается на одном месте: не создавалось впечатления движения к нему или от него. Но путешествие по суше — это совсем другое дело. Контур горизонта постоянно изменяется, и путник всегда движется либо к какому-то ориентиру на местности, либо от него. Даже в течение первых недель нашего путешествия верхом мы сперва приблизились к нескольким разным городам или деревням, а затем их покинули, проехали несколько отличных друг от друга ландшафтов, увидели несколько самостоятельных рек. А ведь сколько всего еще ждало нас впереди! Зрительно суша огромней, чем пустынный океан. Она обширна и многообразна и всегда обещает еще больше простора и многообразия, и так до бесконечности. Тому, кто путешествует по суше, знакомо удивительное чувство, сходное с тем, которое испытывает человек, когда он абсолютно наг, — прекрасное чувство свободы, но также одновременно и ощущение того, что ты уязвим, незащищен и по сравнению с окружающим тебя миром очень мал.
Другое мое соображение заключается в следующем: все карты лгут. Даже самые лучшие из них, те, что вошли в Китаб аль-Идриси, тоже лгут и потому совершенно не могут помочь путешественнику. Это происходит потому, что все, что обозначено на карте, измеряется по определенным стандартам, что и вводит путника в заблуждение. Например, предположим, путь странника пролегает через горы. Карта предупредит его об этих горах прежде, чем он доберется до них, и даже более или менее расскажет ему об особенностях местности и климата. Однако все не так просто. Ведь та гора, которую может легко преодолеть в хороший день в разгар лета крепкий здоровый юноша, наверняка покажется неприступной посреди холодной снежной зимы немолодому человеку, ослабленному болезнью или уставшему от того пути, который он уже прошел. Из-за того, что изображения на карте ограниченны и подчас вводят нас в заблуждение, путешественнику, возможно, тот последний участок пути, что на карте не превышает толщины пальца, покажется гораздо длиннее, чем все то множество преодоленных в прошлом расстояний, длина которых равняется размаху разведенных в стороны рук.
Хотя, признаться, во время путешествия до Багдада особых трудностей не возникло: нам надо было просто следовать вниз по течению реки Евфрат через равнинные пастбища. Мы, правда, все же доставали Китаб на остановках, но только лишь для того, чтобы посмотреть, как его карты соотносятся с окружающей нас действительностью, — и, представьте, они соответствовали ей с похвальной точностью. Время от времени отец или дядя добавляли в Китаб пометки, указывая пропущенные на карте полезные ориентиры на местности: изгибы реки, острова на ней и тому подобное. А через каждые несколько ночей, хотя особой нужды в этом не было, я доставал kam`al. Вытянув его на руке в сторону Полярной звезды на длину, отмеченную узелком, завязанным еще в Суведии, и совместив нижнюю планку деревянного прямоугольника с линией горизонта, я каждый раз видел, что звезда опускается все ниже и ниже от верхней планки рамки. Это свидетельствовало о том, что было нам и так известно: мы двигались на юго-восток.
В
118
Атабег — дворянский титул у турков.
Однако каждую такую страну можно было проехать верхом в течение одного или двух дней: все они были однообразные, совершенно невыразительные, нищие и полные попрошаек. Население этих государств было на редкость малочисленным, а один из «царей», которого мы случайно повстречали, оказался всего-навсего самым старым пастухом в племени арабов-бедуинов, которые разводили коз. Каждое из этих теснящихся рядом друг с другом левантийских царств-осколков было не больше Венецианской республики. Следует признать, что и наша Венеция, несмотря на богатство и напыщенность, занимала всего лишь горстку островов и немного земельных наделов на побережье Адриатики. Путешествуя по Леванту, я постепенно понял, что, подобно венецианскому дожу, все эти библейские цари — даже самые великие из них, такие как Соломон и Давид, — также управляли владениями, которые на Западе назвали бы лишь наделами, графствами или приходами. Великие переселения народов, описанные в Библии, должно быть, на самом деле были незначительными переходами, подобными современным переходам кочевых племен, которые я наблюдал. Великие войны, о которых рассказывается в Библии, наверное, были в действительности всего лишь незначительными стычками между слабыми армиями, возникавшими, чтобы уладить пустяковые разногласия между мелкими царьками. Поняв это, я, признаться, очень удивился, почему это Господь так хлопотал в те далекие времена, насылая огонь и бури, знамения, эпидемии и всякие другие напасти на жителей этих расположенных в медвежьем углу стран.
Глава 7
Вот уже две ночи подряд мы намеренно обходили ближайшие караван-сараи и разбивали лагерь сами. Именно это нам пришлось постоянно проделывать позднее, когда мы попали в районы почти совсем безлюдные, а тогда отец и дядя рассудили, что я должен начать приобретать подобный опыт, пока мы еще находимся в мягком климате. К тому же мы трое к этому времени чрезвычайно устали от вечной грязи и неизменной баранины на ужин.
Во время каждого самостоятельного ночлега мы сооружали себе убогую постель из одеял, используя седла вместо подушек, разжигали костер, чтобы приготовить на нем пищу, и отпускали лошадей попастись, стреножив их, чтобы они не могли уйти далеко.
От отца и дяди, немало пространствовавших на своем веку, я уже успел перенять некоторые навыки путешественников. Например, они научили меня всегда укладывать постель в один вьючник, а одежду в другой и хранить все это отдельно. Поскольку путешественник вынужден пользоваться своими собственными одеялами в каждом караван-сарае, они неизбежно будут полны блох, вшей и клопов. Эти паразиты обычно доставляют путнику немало мучений, даже если он от усталости засыпает глубоким сном, но они совершенно невыносимы, когда он поутру просыпается одетым. Поэтому, вылезая из постели каждое утро голым, я сперва тщательно очищался от паразитов, а затем, поскольку держал свою одежду отдельно от постельных принадлежностей, я мог спокойно одеться во вчерашнюю одежду или надеть новое платье, при этом то и другое оставалось абсолютно чистым. Во время ночевок под открытым небом я учился другим вещам. Помню, когда мы разбили свой первый лагерь, я стал было наклонять один из наших мешков с водой, чтобы глотнуть прямо из него, но отец остановил меня.
— Почему мне нельзя напиться? — удивился я. — Рядом течет одна из благословенных рек Эдема, так что мы вновь можем наполнить мешок водой.
— Лучше привыкать к жажде, когда в этом нет необходимости, — ответил отец, — потому что тебе все равно придется это сделать, когда она наступит. Подожди немного, и я покажу тебе кое-что.
Он взял нож, который носил на поясе, и нарезал веток с дерева ююба: его колючая древесина горит быстро и жарко. Сложив костер, отец позволил ветвям прогореть до углей, но не до пепла. Затем он соскреб их большую часть в сторону и уложил новые ветви на оставшиеся угли, чтобы снова разжечь костер. Когда первая порция углей остыла, отец раскрошил их в порошок, высыпал его на ткань и положил ее, словно решето, на горлышко одной из глиняных чаш, которые мы везли с собой. Отец подал мне другую чашу и попросил меня наполнить ее водой из реки.