Путешествие Херульва
Шрифт:
— Готов отче! — истово ответил князь и волхв, пряча довольную усмешку в густой бороде, громко крикнул.
— Выбор сделан! Пусть Прове рассудит его по справедливости.
Из-за идола вышел еще один жрец, — высокий мужчина с мускулистыми руками, покрытыми замысловатыми татуировками, и темно-русой бородой, больше похожий на кузнеца, чем на волхва. Сходство усиливали и огромные клещи в его руках, которыми он осторожно достал из костра железный прут, уже раскалившийся добела. Выйдя к самой толпе жрец показал людям железо и передние ряды невольно шарахнулись от исходившего от него жара. Витислав, тоже протянув руку, кивнул в знак того, что все без обмана.
— Делай, что должно князь, — торжественно сказал Провеслав, — если богам угодно сие, они оставят твою руку целой.
Князь кивнул и шагнул к идолу. Резной лик Прове грозно смотрел на него и Витислав невольно робел при мысли об обмане, что творился сейчас именем бога. Он знал, что Кроде, жрец вынесший раскаленный металл, в последний момент подменит его: заслонив спиной руку идола, он сбросит прут, что свободно проскользнет между пальцев, упав, так, что никто не увидит где он лежит. А из рукава жреца уже выскользнет другой жезл, — точно такой же и тоже нагретый на огне, но все же не раскаленный и чуть пошире, так что из руки бога это железо не выпадет. Витислав утешал себя тем, что это все во благо рода и народа вагров, но все же невольно облился холодным потом, когда подошел к идолу: если Прове вдруг надумает сейчас наказать обманщика, лучшего момента не придумаешь. Собравшись с духом, Витислав решительно ухватился за горячее железо и, подержав немного, резко вскинул руку, показывая ее всем остальным. На ладони виднелся красный след, но на ожог он никак не походил — все собравшиеся на священной поляне не раз видели, что случается с руками тех, кто не выдерживал испытания богом справедливости.
— Бог сказал свое слово, — величаво рек Провеслав, — и тем одобрил выбор вагров. Отныне над князем Витеславом нет никого — ни Драговита, ни Сигурда, отныне Рерик — вольный город, над которым властвует только один господин — Великий Прове.
Восторженные крики разнеслись над поляной, пока все новые волхвы вели из лесу тревожно мычащих быков и понурых рабов со связанными руками и потухшим взором. Всех их предстояло принести сегодня в жертву богам — и Провеслав уже снимал с пояса острый нож, готовясь к кровавому действу. Другие жрецы тем временем разжигали вокруг идола все новые костры, на которых предстояло жарить мясо принесенных в жертву животных для священной трапезы. За подготовкой к празднику никто уже не заметил, как стоявший у самого края поляны коренастый мужчина с золотистой бородой и синими глазами, одетый в темно-зеленый плащ, незаметно отступил к лесу и, оказавшись на лесной тропке, опрометью кинулся бежать.
— Так ты говоришь, Рерик затворился?
В дружинном зале, за широким столом, уставленном блюдами с жареным мясом и жбанами с пивом, под развешанными на стенах оружием и головами добытых на охоте зверей, восседали ярлы данов. Во главе стола, под головой скалящего клыки кабана, восседал невысокий плотный мужчина с мясистым курносым лицом и хитрыми серыми глазами. Он напоминал скорей зажиточного бонда, чем грозного конунга, самого славного из всех владык Дании: о высоком положении Сигурда Ринга, правителя Хедебю говорил лишь красный плащ, подбитый куньим мехом из земель свеев, массивные золотые браслеты, украшенные алыми рубинами и золотой же обруч в седеющих рыжих волосах. Однако тот, кто обманулся неказистым видом конунга и отнесся бы к нему с пренебрежением, потом сильно пожалел о своей недалекости. Поэтому стоявший перед Сигурдом светлобородый мужчина в зеленом плаще, невольно запинался, но в то же время весьма подробно рассказывал обо всем, что происходило в Рерике.
…тогда они начали праздновать и, конечно, быстро перепились, пока я добрался до своего когга —
— Не волнуйся, Фарлаф, — добродушно усмехнулся Сигурд, — если ты соврал, я доберусь до тебя раньше Тора. Но я, конечно же, верю тебе, — добавил он, заметив крупные капли пота, выступившие на лбу мужчины, — этого стоило ожидать. Сейчас, когда Драговит воюет с эстами, следовало ожидать, что иные из подвластных ему князей захотят отложиться.
— Там мутит воду не сколько Витеслав, сколько Провеслав, — заметил сидевший за столом худой мужчина в темно-зеленом одеянии, расшитом золотыми узорами и ожерелье из окованных золотом кабаньих клыков. Жидкие светлые волосы украшала шапка из кошачьего меха украшенная соколиными перьями, с которых свисали нити с бусами.
— Провеславу давно не по нутру, что все главные жрецы в земле вендов сейчас собрались в Арконе и самой Винете, — продолжал Фрейдар, жрец Фрейра и Фрейи, — именно против них волхв Прове и подбивает Витеслава к мятежу против Драговита…и нас.
— Может и так, — пожал плечами Сигурд, — нам какое дело? Важно то, что из слов Фарлафа выходит так, что для данов Рерик сейчас не лучшее место. Если Драговит не подавит мятеж, нам придется жить бок о бок с вольным Рериком. А это плохо — и для нашей торговли и для наших селений. Значит, вагры опять пойдут грабить Данию, значит наших людей изгонят оттуда, значит впереди у нас долгая война.
— Так значит нечего и ждать того! — воскликнул молодой Гудфред, сын Сигурда — если вагры не хотят мира с нами, пусть будет война. Мы сами возьмем Рерик, заберем все его богатства, а может — и присоединим его к Дании.
Его слова сопроводил одобрительный гул — многие за столом были не прочь поживиться за счет богатств вагров, — но Сигурд лишь криво усмехнулся в ответ.
— Рерик крепкий орешек, — сказал он, — и так просто его не возьмешь. Если мы застрянем под его стенами, оживятся все наши враги. Саксы еще не могут простить нам прошлогоднего набега и с радостью вмешаются в нашу свару, глиняне и древане, глядя на пример вагров, тоже могут захотеть отложиться от Драговита. Ну и Хакон, раздери его Локи, вряд ли останется в стороне.
При упоминании этого имени лицо Сигурда скривилось как от зубной боли: Хакон Златовласый, ярл Химмерланда был давним врагом Сигурда и одним из главных его соперников за владычество над Данией. И если Сигурд ворвется в войну на юге, у беспокойного северного соседа может появиться немалый соблазн ударить в спину хозяину Хедебю.
— Война, сожги их всех Сурт, большая война, — проворчал Сигурд, залпом опрокидывая жбан с пивом, — а у меня после того набега на саксов, не так уж много осталось воинов. Было бы у нас еще хотя бы лишних человек двести, можно было бы попробовать, одним ударом взять Рерик, но сейчас, когда у нас каждый на счету…
Его прервал звук быстрых шагов и на пороге дружинного зала возник молодой хирдман, ошалело осматривавший дружинный зал.
— Конунг, — выдавил он, — там три драккара с юга. Их хевдинг именует себя Херульвом — и говорит, что он сын короля фризов. Он хочет встречи с тобой.
Когда Херульв и Стюрмир, в сопровождении еще нескольких воинов, вошли в зал, они тут же ощутили на себе множество взглядов — удивленных, настороженных, порой даже враждебных. Однако Сигурд, казалось, был настроен благодушно: освободив место рядом с собой, он кивнул Херульву усаживаться рядом. Нашлось место и для Стюрмира, которого усадили рядом с Гудфредом. После этого Сигурд велел подать еще еды и вина, при этом внимательно рассматривая молодых гостей.