Путешествие на Луну
Шрифт:
Гонтран вновь кинул умоляющий взгляд на свою невесту. Тогда плутовка с лукавою улыбкой, на цыпочках, неслышными шагами, подбежала к большой чёрной доске, висевшей за спиною отца, и, взяв кусок мела, нарисовала посредине доски большой кружок с подписью: Солнце. Вблизи от него она поставила маленький кружок с подписью: Меркурий.
Молодой дипломат с восхищением взглянул на ловкий маневр Леночки и очень серьезно начал:
— Да, так в средине нашей системы стоит Солнце. Удаляясь от великого светила, мы прежде всего встречаем планету Меркурий…
— …Которого
— За Меркурием, — отвечал Гонтран, устремляя глаза на спасительную доску, — мы встречаем Венеру, красавицу Венеру, родную сестру нашей Земли…
— Совершенно верно, — диаметр ее почти равен земному, немного меньше, а объём равняется 0.87 объёма Земли. Год ее продолжается….
— …225 наших дней, — с апломбом сказал молодой дипломат, увидев, что Леночка написала это число на доске крупными цифрами.
— Так-с. Далее!
— Далее идет Земля и Марс со своими двумя спутниками…
— Его диаметр?
— Почти вдвое меньше земного, а год почти вдвое больше земного, — соответствует периоду в 1 год и 321 наш день.
— Прекрасно.
— Потом встречается Юпитер, гигантский, грандиозный Юпитер, этот величавый мир, пред которым ничтожной кажется наша бедная Земля. — Гонтран рассыпался в эпитетах Юпитеру, так как видел, что Леночка начертила, изображая его, кружок значительной величины.
Михаил Васильевич поднял голову, что заставило девушку в одно мгновение отскочить от доски.
— Да, друг мой, — с воодушевлением сказал старый учёный, — вы совершенно правы, называя гигантом эту исполинскую планету, диаметр которой в 11 раз больше, чем диаметр земли, — поверхность которой равна 111 земным площадям, а объём — 1.280 земным объемам. И эта-то гигантская масса, имеющая четырех спутников, из которых два по величине равны Меркурию, вращается вокруг своей оси всего за 10 часов… За десять часов! Подумайте, с какою-же страшной скоростью движется каждая точка поверхности Юпитера?!
Гонтран изобразил на своей физиономии полнейшее сочувствие восторгу своего собеседника.
— Ну-с, продолжайте далее, — проговорил затем Михаил Васильевич тоном строгого экзаменатора.
Но лишённый помощи спасительной доски, граф Фламмарион не проявлял "ни гласа, ни послушания".
К счастью на помощь жениху поспешила Леночка.
— Ведь дальше, папочка, следует Сатурн, окруженный своими космическими кольцами, так?
— Так, дитя
С этими словами Леночка обняла отца и, горячо поцеловав его, спросила:
— Ну что, папочка, разве я не достойна быть ученицей такого профессора, как ты!
Михаил Васильевич совершенно растаял.
— И вы думаете, граф, — сказал он Гонтрану, — что я могу отдать это милое дитя первому встречному, одной из тех перелетных птиц, которые рыщут с места на место, равнодушные к окружающим нас чудесам неба и светил?! Но это было бы преступлением, милостивый государь, и я скорее соглашусь видеть Леночку старой девой, чем видеть ее замужем за человеком, в знаниях которого я пока не мог еще удостовериться…
Граф Фламмарион невольно вздрогнул при этих словах, произнесенных решительным тоном, и опасение, что счастье ускользнет от него, закралось в сердце молодого дипломата.
— Притом же, таинственным тоном проговорил старый ученый, — уже несколько лет я лелею в своей голове один проект, для осуществления которого мне нужна помощь зятя, — ведь это почти сын, и я могу ему вполне довериться. Между тем иностранец обманет меня… обкрадёт меня, и я рискую потерять то, на что потратил свою жизнь и силы. Всем этим воспользуется какой-нибудь проходимец, который присвоит себе не только честь успеха, но и честь первой идеи.
В последних словах отца Леночки звучало столько непритворной горести, что Гонтрану стало жаль старика. Встав со своего места, он подошёл к нему, крепко пожал его руку и задушевным голосом проговорил:
— Дорогой Михаил Васильевич, будьте уверены, что, если вы, быть может, и не найдете во мне полезного и сотрудника, тем не менее вы всегда встретите во мне почтительного и любящего сына.
— Спасибо, спасибо, друг мой, — пробормотал старый профессор, тщетно стараясь подавить слезы, дрожавшие у него на ресницах.
Тем временем Леночка, пользуясь случаем, снова взяла мел и нарисовала на доске всю солнечную систему.
Заметив это и сгорая желанием поразить будущего своего тестя познаниями в астрономии, Гонтран воскликнул:
— И когда подумаешь, что за гигантскими Юпитером и Сатурном есть другие миры, затем еще и еще… что в бесконечных мировых пространствах обращаются, вслед за Сатурном, Уран и Нептун, отстоящие на миллиарды верст от Солнца, — то невольно придёшь к мысли, что эти миры, столь отдаленные от источника света и тепла, должны быть безжизненны и мертвы…
Заслышав излюбленные имена планет, Михаил Васильевич мигом позабыл свою печаль.
— Позвольте, позвольте, — остановил он Гонтрана, — но что значат эти миллиарды верст, составляющие орбиту планеты Нептун, в сравнении с теми неизмеримыми величинами, которыми отделены от нас неподвижные звезды? Эти расстояния так велики, что от ближайших к нам звезд свет идет до земли четыре года, — свет, пробегающий в секунду, как нам известно, 280 тысяч верст! Сообразите, как же велики эти пространства!