Путешествие на Марс

Афанасьев Леонид Б.

— Но каким же образом?

— Очень просто. Стоит лишь повторить те же самые сигналы и в том же порядке — и жители Марса увидят, что их сигналы поняты. С помощью же электричества вполне возможно устроить соответствующую группу пятен в различных пунктах земной поверхности, и это будет стоить даже не особенно дорого. Для того, чтобы образовать, например, треугольник, следует устроить одновременно свечение в Сахаре, Гималайских горах и на Балканском полуострове; для вертикальной прямой можно избрать ту же Сахару, мыс Доброй Надежды и Аппенинский полуостров и так далее.

— Хорошо. Предположим, что нашлись на земле предприимчивые люди, которые повторили по порядку

все сигналы Марса: допустим даже, что на Марсе поняли нас и наши работы по устройству световых эффектов не пропали даром: скажите же, сэр, какой практический смысл в этих действиях? Чтобы убедиться в том, что на Марсе есть жизнь и жители, нет нужды меняться сигналами: это можно решить чисто-теоретическим путем. Кто же из образованных людей нашего времени сомневается в том, что на Марсе есть люди и цивилизация? Все научныя данныя доказывают это ясно, как день. К чему же нужна такая трудная проверка?

— В том-то и дело, сэр, — отвечал младший англичанин: — что значение этих световых сигналов более серьезно, чем вы думаете. Начало — половина дела. Если бы успешно завязались переговоры, то они скоро бы развились, и у нас возникли бы более близкия- сношения. Важно заключить только, так сказать, союз между двумя планетами.

— Не думаете ли вы, что между Землей и Марсом установится телеграф?

— Весьма возможно.

— Вы договоритесь, пожалуй, до того, что со временем найден будет способ пересылать на Марс не только предметы, но и живых людей.

— Это очень возможно.

— Нет, невозможно. Уже потому невозможно, что не найдется такого сумасброда, который согласился бы полететь в ядре на неизвестную планету.

— Вы думаете?

— Я в этом уверен.

— А я, в свою очередь, уверен в том, что, если доказать вполне точным, логически-научным образом возможность долететь до Марса, то охотников совершить полет найдется такое множество, что придется отказать за недостатком места девяносто девяти из ста.

— Я с вами согласна, сэр, — вмешалась вдруг в разговор дама в трауре. — На земле слишком много горя и страданий, и не мало найдется обездоленных судьбой, которые готовы даже на смерть, а не только на жизнь в другом мире, лишь бы оставить ненавистную землю, Да вот я, например. Я бы отдала все свое немалое состояние, если бы могла покинуть землю. Я с радостью улетела бы и на луну, и на Марс, если бы только было можно вырваться из этого мира. Но, к несчастию, о таком путешествии можно только мечтать.

— Мало завиднаго представляет неизвестный мир, где, может-быть, вас ожидает немедленная смерть, — сказал старший англичанин.

— А здесь разве нет смерти? — с горечью возразила дама. — Я убеждена, что в другом мире смерть не так зла и несправедлива, как на земле.

— Осмелюсь спросить, мисс, — сказал второй иностранец, — юноша, до сих пор не принимавший никакого участия в разговоре: — вы, вероятно, перенесли тяжелое горе?

— Да, сэр: я могу вам его поведать. Я потеряла любимаго человека за несколько дней до нашей свадьбы. Он утонул в море, и с ним погибло все дорогое для меня на земле, Я говорю серьезно, что готова была бы улететь хоть на Марс, куда бы то ни было, чтобы только уйти от моего горя, которое всюду меня преследует. Я уже давно покинула дом и, как Агасфер, еду, еду, сама не зная куда и зачем, еду без цели, без интереса.

— Но разве на земле у вас нет других привязанностей, мисс?

— Нет. Я круглая сирота: ни отца, ни матери, ни близких родных у меня нет. Мой Эдуард составлял для меня все, и это все потеряно навеки. Я ни в чем не вижу отрады для себя в будущем, хотя мне все сулят

счастье, так как я — очень богатая девушка. Вы, вероятно, слышали имя моего покойнаго отца, Томаса Эдвардса в Ливерпуле?

— Томаса Эдвардса? — спросили в один голос англичане. — Кто же не знал Томаса Эдвардса? Значить, мы имеем честь видеть его дочь, мисс Мэри Эдвардс, наследницу его миллионов?

— Да, господа, я — Мэри Эдвардс, несчастная миллионерша. О, с какой радостью я отдала бы свои миллионы, лишь бы мне возвратить мое счастье или по крайней мере скрыться на другую планету от моего горя! Что может быть ужаснее, как чувствовать себя одинокой во всем мире! Да, только на Марсе я бы возвратила себе свой душевный покой.

Через несколько минут поезд примчался к лондонскому дебаркадеру и остановился. Оба англичанина немедленно вышли на платформу, а мисс Эдвардс стала приводить в порядок свои картонки. Юный иностранец подошел к ней и проговорил в полголоса:

— Мисс! Вы, действительно, согласились бы отправиться на Марс?

— Да, сэр, но это невозможно.

— Нет, возможно. Если вы хотите проверить мои слова, будьте завтра в Лондоне на Риджент-Стрите в доме доктора Гаукинса: там вам докажут, что это возможно, самым строгим научным образом.

Глаза мисс Мэри заблестели от радости.

— Я вам верю, сэр. Так если это возможно, я с охотой полечу. Как я вам благодарна, если бы вы знали! Надеюсь, что вы сами будете моим попутчиком?

— Да, и не я один, а еще несколько моих друзей. Но только, мисс, моя законная к вам просьба: храните эту тайну.

— Конечно. Даю вам честное слово.

Благодарю. Так пока до свидания. Не забудьте адреса.

— О, нет, как можно! Завтра в двенадцать часов я буду на Риджент- Стрите в доме доктора Гаукинса. Я вам очень, очень благодарна, сэр. До свидания.

Она вышла из вагона. Старший иностранец безмолвно слушал этот короткий разговор с широко раскрытыми от удивления и ужаса глазами и, лишь только мисс Мэри скрылась, набросился на своего товарища с бранью и упреками.

III

Доктор Гаукинс, поселившийся незадолго перед этим в Лондоне, был иностранец. Он прибыль в Англию из Нью-Йорка и окружил свою жизнь непонятной таинственностью. Гаукинс купил себе на Риджент-Стрите огромное пустое пространство земли, занимавшее почти целый квартал города, построил здесь маленький домик и поселился в нем совершенно одиноко, даже без прислуги, за исключением необходимаго привратника, которому была отведена отдельная будка у ворот. На вид Гаукинсу было лет пятьдесят. В два часа ежедневно он ходил обедать в одну из ближайших гостиниц. Остальное время он сидел дома, за редкими исключениями. Он сам покупал все необходимое и не принимал у себя никакого человека. Никто из посетителей гостиницы, где обедал Гаукинс не мог никогда добиться от него ни одного слова; лишь только кто-нибудь пробовал с ним заговорить, Гаукинс бормотал себе под нос что-то безсвязное. Такая подозрительная таинственность сначала было обратила на себя внимание полиции, но так как Гаукинс ничего предосудительная не совершал, то власти скоро успокоились и решили, что это ни больше, ни меньше, как полупомешанный чудак, совершенно безвредный. Соседи говорили, что это какой-то известный ученый, помешавшийся на одной идее. Все знали, что Гаукинс был очень образованный человек доктор каких-то наук, кажется, математики, и даже, как утверждали некоторые, бывший профессор. По вечерам соседи видели в доме доктора огонь до поздней ночи, но что он делал, об этом никто не имел никакого понятия.