Путешествие на восток
Шрифт:
— И кого там принесло на ночь глядя? — Из-за угла вышел крепкий старичок с повязкой на левом глазу и целой плеядой шрамов на руках. — Кому по ночам не спится?
— Хорошего ветра, — кивнул я хозяину дома.
Тот лишь отмахнулся и протянул мне руку:
— Прямых дорог. Но какие в этой тюрьме дороги и ветер?
Я пожал ему руку, как это принято на Ангадоре: то есть сжимаешь не ладонь, а предплечье.
— А тебе, труп ходячий, значит, дороги и ветер подавай, да? — раздался голос хозяюшки откуда-то с кухни.
— Молчи, карга древняя! Лучше стол накрывай.
— Пень трухлявый, ишь перед гостями перья распустил.
Странно, но все это вызывало лишь улыбку. Женщина продолжала распаляться, но старик прикрыл дверь, ведущую, судя по всему, в обедню.
— Вот
Я сперва не понял, к чему это он, но Мия, поспешно вырвавшая свою ладошку из моей руки, сама дала ответ:
— Мы не вместе!
— Вот о чем я и говорю, — опять вздохнул мужик и опустился на лавочку. Я дождался, пока сядет леди, и уже потом присел сам. Хоть чему-то герцогиня Лейла и графиня Норман меня обучили. — Вы даже не вместе, а она уже вперед мужского слова лезет. А как браслет на запястье появится, так такое впечатление, что не беседу ведешь, а от служивого отбрехаться пытаешься. Натурально за глотку держат.
— Спасибо тебе за совет, — хмыкнул я. — Видимо, и ты не нашел под пнем книгу в золотом переплете, где было бы написано, как ужиться с женщиной?
— Многое я под пнем видел, многое в мешок спрятал, много на торг оставил, но такой книги не видывал. А если бы и видывал, тебе, зеленому, ни в жизнь бы не отдал.
— Так мне и не надо во владение. Так, полистать бы, посмотреть одним глазком. Глядишь, и жизнь бы наладилась сразу.
— А что, без знаний нужных совсем все плохо? — прищурился дед.
Мия смотрела на нас с легкой опаской, как смотрят на сумасшедших, ведь ей наш язык, вроде и имперский, был совсем неясен.
— Не поверишь — по глупости делаю глупые вещи, по неразумению говорю неразумные слова. Даже не знаю, что такое.
Вопреки моим ожиданиям дед лишь улыбнулся и хрустнул костяшками некогда пудовых, а сейчас сморщенных кулаков.
— Привыкнешь. На дорогах змеи ползают редко, учиться с ними общаться некогда. Так что учись сейчас.
— Попытаюсь, но больно ветер сильно в спину дует.
— Расскажешь?
— Накормишь?
Дед снова хмыкнул и крикнул:
— Презренная женщина, как там наш ужин?!
— Готово уже все! — раздался второй крик.
— Ну пойдемте.
Поднявшись, я предложил руку Мии, но та фыркнула и поднялась сама, попутно окинув меня столь уничижительным взглядом, будто перед ней полуразложившийся труп червя. Вот как женщины это делают. Вроде я с какой-то стороны и был прав, но прошел всего час, а меня уже одолевают смутные сомнения. Может, развеять волшебство и пусть ее обновленное платье осыплется травой? Кстати о волшебстве. Надо бы содержимое мешка толкнуть, а то скоро совсем без денег останемся. Я подозревал, что дочка визиря отправилась в путешествие, имея на счету в банке определенную сумму на дорожные расходы, но здесь сыграли свою роль два фактора — упертость и дутые принципы, из-за которых я бы с такой просьбой ни за что не обратился к надменной девчонке. Уж лучше потом в статью расходов включу, когда папеньке дочку передам. И будьте уверены, визирю повезет, если я на бумаге увеличу потраченную сумму всего в два-три раза.
Миновав коридор, мы очутились в обедне. На широком столе, покрытом скатертью, стояли четыре миски с вкусно пахнущим луковым супом. В центре виднелись горшочки с тушеным мясом, а на большой деревянной доске лежали разные овощи. Также был горшочек с соленьями, а на домовой печи пыхтел местный аналог чайника. Эдакий уменьшенный самовар без ножек. В животе заурчало, и хозяйка одарила меня доброй улыбкой.
— Садитесь, — сказала она, и мы расселись.
В руки мне сама собой легла деревянная ложка, и я тут же взмолился всем богам, чтобы леди не обидела хозяев и не показала свое «фи» простому — для нее — столу и простым приборам. Но девушка не показала виду: они уплетала суп за обе щеки. Разве что треска не было слышно. Голод — он равняет всех. А суп оказался просто божественным на вкус, я сам не заметил, как ложка уже стукнула о дно миски. Тогда хозяйка забрала опустевшую посуду и подвинула к нам горшочки. Едва я поднял керамическую
— По нраву ли пришлась трапеза? — спросил хозяин, обмакивая сушку в кружку.
— Уже давно мы не ели ничего вкуснее, — кивнул я. — Благодарю вас.
— Надеюсь, я также смогу тебя поблагодарить за столь же вкусный рассказ?
— И я надеюсь на это, — вновь кивнул я и начал рассказывать историю, которую из присутствующих поймут лишь трое. — Путь свой я начал из второго дома. Дорога шла кривая, и ветер странно себя вел, он дул то с запада, то с востока, а иногда приносил северные холода. И никто не решался меня подвезти. В итоге я оказался в гроте с отравленной водой, но вовремя успел это распознать. Пришлось бежать по извилистому тракту. В мои руки попал алый цветок с шипами.
Дед крякнул, а женщина лишь покачала головой.
— Я понес этот цветок на запад, где он и рос, — продолжил я свой рассказ, напрочь игнорируя смятение высокородной. — Через три сезона мне случилось биться за него, и опавшие листья оцарапали мне руки. Тогда я некоторое время стоял на месте, но вскоре чужой ветер понес меня на север. Там я шел сперва над холмами, но случилось спуститься под них, где я провел десятую долю перехода по Императорскому тракту. Цветок отказывался оставлять меня в покое. Лишь выбрался я на божий свет, как повстречал трех ласточек. Одна из них села мне на плечо и указала путь к телеге. В ней я обнаружил кроме старых нового попутчика, оказавшегося лицом высоким с глубокими корнями. Так мы двинулись дальше, все глубже уходя в бурелом. Ветки били нам по ногам, а острые колючки изрезали лицо. В конце концов, мы вышли к саду, где я и посадил цветок. Вот только пока сажал его, шипы стебля так сильно впились мне в руки, что чуть ли не познакомили с Темным Садовником.
Женщина снова охнула, а хозяин так сильно увлекся рассказом, что перестал пить.
— Там же разминулись наши пути. Кто-то из попутчиков отправился еще дальше, а один нашел свой последний порог. Тогда, собрав плоды, я отправился к холму царей. Здесь я обменял семена на чернила и пергамент. Год я провел на месте, в метаниях не столь праведных, сколько справедливых. Мне довелось выплатить черный долг и показать три последних порога трем высоким людям. Один из них на короткое время стал для меня попутчиком, но я так и не понял, кем же он остался на тот момент, когда ветер перестал его беспокоить. После этого я пришел в дом и стал попутчиком для хранителей золотой шкатулки с розовым бриллиантом. И отвезти ее должно в место, где яркий глаз пробуждается от мокрого сна. Наша дорога началась ровно, без ухабов, без проливных дождей и красных ходоков. Так мне казалось, но красные следили за нами и вели к себе. В итоге весь караван встретил последний порог, а у меня на руках оказалась шкатулка. Красный попытался ее открыть, но я вовремя подоспел и отвел его к последнему порогу. Потом была погоня. Я долгое время бежал к изначальному дому, но наткнулся на семью серых ходоков. Мы дрались, и я выжил, а они нет. Здесь мой рассказ подходит к концу, так как после я постучал в вашу дверь.
Мия уже минут пять назад прекратила попытки расшифровать мой рассказ и теперь просто наслаждалась ароматным напитком. Хозяйка же нервно теребила в руках скатерть, а мужик лишь хмурился.
— По кривой дороге ты идешь. Я слышал про цветение алого бутона, слышал и про сад, в котором его посадили. Половина его тогда сгорела, ложное это дело — жечь спокойные цветы. Тебя же не виню. Те, кто идут за семенами, подневольны, тут мне нечего сказать. За черный долг зауважал, и за то, что ты рессоры высоким обломил, — тоже, но, не разобравшись в себе, сложно идти дальше. Про случай в изначальном доме мне уже рассказал чароплет. Его ворон летал рядом, и старый попросил меня подготовить комнату для брата. Признаюсь, я тогда удивился, последний брат приходил сто лун назад.