Путешествие налегке
Шрифт:
— Да, не правда ли интересное?! — Обвив его руками, Эльса заглянула ему в лицо: — Как по-твоему, может, нам сейчас лечь спать?
— Конечно, но ты ведь знаешь: нынче я сплю чуточку беспокойно, я боюсь разбудить тебя. Принести тебе сок или воду?
— Воду, — ответила Эльса.
Они отправились в путь только под вечер. Теплые лучи заходящего солнца еще покоились медля над морем, и небо было совершенно спокойно и неописуемо прекрасно. Крупные острова остались уже позади, и теперь им встречались лишь очень невысокие шхеры, подчеркивавшие невидимую линию
— Комитет по приему гостей!
Но шум мотора не позволил ему расслышать ее слова.
И вот они у цели. Облако кричащих, белых как мел морских птиц поднялось в вечернее небо, казалось, несколько сотен птиц парят над их головами. Арне стоял с причальным канатом в руках, глядя, как они кружат в воздухе.
— Они успокоятся, — сказала Эльса. — Но ты пойми, именно сейчас они кладут яйца. Единственное, что нам необходимо, — это быть поосторожнее с теми гнездами, что совсем близко от нашей лачуги.
Они пришвартовались и вынесли из лодки багаж; она дала ему ключ отпереть лачугу, состоявшую из одной-единственной низенькой комнаты с четырьмя окнами. В комнате молчаливо застыла сырая прохлада. Из каждого окна видно было бескрайнее море.
— Абсолютно нереально, — сказал Арне, — это все равно что очутиться на горной вершине или, быть может, внутри воздушного шара. Думаю, ночью я буду спать. Как по-твоему, пожалуй, распакуем вещи утром? И нам вовсе незачем зажигать свечи.
— Нет, нам вообще ничего не надо делать, — ответила Эльса. — Все хорошо.
Перед восходом солнца птицы подняли такой яростный крик, словно тысячи обезумевших крылатых обитателей шхер подстрекали самих себя к нападению на людей; их лапки топтали железную крышу, казалось, тысячи птиц окружали лачугу со всех сторон, они были повсюду.
Разбудив Эльсу, Арне спросил:
— Что это с ними?
— По утрам всегда так, — ответила она. — Одна птица закричит, и тогда начинают кричать другие, но через какое-то время они смолкают. Поспим еще?
Взяв его руку в свою, она тут же заснула. Птицы продолжали кричать. Он попытался не обращать на их крики внимания, но почувствовал, как его старый страх подползает все ближе и ближе, его ужасный страх перед звуками, перед всем, неподдающимся контролю… И тогда он нашел спасение лишь в воспоминании о прошедшей ночи и снова захотел обрести защиту, а птицы уже ничего не значили для него.
Когда солнце взошло, всю комнату затопили яркие лучи — розовые и оранжевые, а вокруг лачуги все смолкло, было совершенно тихо.
«Я учусь спокойствию, — думал он, — я научусь…»
Они пили утренний кофе.
Внезапно раздался стук в окно. Эльса вскочила и закричала:
— Это Казимира! Она вернулась!
К стеклу вплотную прижалась огромная чайка, вся ее поза, казалось, выражала нетерпение.
Арне спросил:
— Есть еще кофе?
— Сейчас
Она быстро смочила сухой хлеб, разрезала корку сыра для чайки на мелкие кусочки. Все было вынесено тут же на крыльцо. Эльса издала птичий посвист и подняла своими красивыми округлыми руками мисочку повыше. Казимира, подлетев, уселась ей на руку и стала клевать.
— Видишь! — закричала Эльса, — Она помнит меня!
Арне спросил:
— Сколько лет живут птицы?
— До сорока, в лучшем случае.
— И они всегда возвращаются?..
— Всегда.
Гагу первым увидел Арне. Она сидела на яйцах под кустом близ крыльца, едва различимая на фоне серо-бурой весенней земли.
— Это — доброе предзнаменование, — серьезно сказала Эльса. — Подумать только, она не улетела, хотя мы и приплыли сюда… Теперь она останется у нас до тех пор, пока не вылупятся птенцы. Разве не мило?!
Арне, очарованный, рассматривал гагу, длинный профиль птицы, казалось, выражал терпение и глубокомыслие. Гага лежала совершенно спокойно.
Он сказал:
— Я никогда раньше не видел гагу. Посижу немножко на крыльце.
— Посиди, любимый. А я распакую вещи.
Арне долго сидел — сидел, глядя на эту неподвижную птицу, на эту умную птицу, понимавшую, что бояться ей нечего.
Потом чрезвычайно медленно прошел мимо нее и направился дальше по острову… Они приблизились к берегу озера, эти неистовые рои орущих птиц, они то и дело пикировали у него над головой. Они подлетали целеустремленно и злобно… И он стал кричать им в ответ, панически размахивая руками. Он чувствовал, как их крылья, подобно молнии, ударяются о его голову; внезапно кто-то злобно клюнул его. Он сел на корточки, закрыл лицо руками и позвал:
— Эльса! Эльса!
Она подбежала и тоже закричала:
— Здесь же их гнезда! На этой стороне острова масса птичьих гнезд, мне надо было предупредить тебя…
Они спустились вниз к лачуге, он бросился на кровать и уставился в стену.
— Я так огорчена, — сказала она. — Они очень агрессивны в это время года, их стало слишком много… И если их отгонять, они становятся еще хуже…
Знаю. В каждом классе слишком много детей, в каждом чертовом классе. И если их выгонять, они становятся еще хуже. Ничего больше не говори. Я хочу спать.
Под вечер он вышел взглянуть на гагу. Вблизи на холме парочка чаек, быстро и коротко вскрикивая, исполняла диковинный танец; неистово хлопая крыльями, петушок осаждал свою курочку.
Арне снова вошел в дом.
— Скотские страсти, — сказал он, — Отвратительно!
— Ты так считаешь? А я считаю, это — красиво. Сварить сегодня овощной суп или, пожалуй, лучше курицу?
— Свари что хочешь, мне все равно.
Эльса лежала без сна, слушая, как кричат морянки. Раньше она радовалась, что расскажет ему о морянках, этих таинственных птицах, попросит его послушать их призывные клики, далеко-далеко в море, но после этой истории с чайками она уже не осмеливалась заговаривать о птицах. Его руки снова начали дрожать, и уже много дней он не выходил из дома. Он добирался только до крыльца, где сидел, глядя на гагу, а однажды сказал: