Путешествие налегке
Шрифт:
— Erizos naturales[35].
— Ну да, все зависит от… — загадочно добавила Виктория, ей не очень хотелось просить перевести ей название блюда. — И на столе должна быть мимоза, охапка мимозы. Только не цветы миндаля, было бы жалко миндаль. А вино?
— «Privilegio del Rey»[36], — не колеблясь ответил Хосе. — Только «Privilegio del Rey». Не могу ли я попросить вас, миссис профессор, отведать это вино? Оно — очень знаменито.
— С удовольствием!
Хосе ушел и вернулся с двумя
Хосе спросил:
— А что предлагаете вы, миссис профессор? En salade verde mez clada[37]или Chalot у remo-laches? [38]
— Естественно Ensalade verde.
— Естественно, — почтительно согласился Хосе.
— И сыр, — сказала Виктория.
— Только сыр? И никакого десерта?
— Мне кажется, один сыр — элегантнее. А потом — кофе.
Хосе поднял руки:
— Дорогая миссис профессор, это — невозможно, немыслимо! Никакой по-настоящему прекрасный званый вечер невозможен без десерта! Crema de Cafe Dolores yancs[39], Pastel Infanta[40], Platanos ala Canaria[41], Amor frio[42]…
— Это так важно? — удивленно спросила Виктория. — Как называется это последнее блюдо?
— Amor frio!
— Не означает ли это, примерно, «холодная любовь»?
— Примерно.
— Тогда подходит, — хихикнув, сказала Виктория. — Затем еще одна важная деталь: на столе должны быть апельсины, большая ваза с апельсинами. И не надо обрывать листья.
Она увидела, что Хосе не одобрил ее идею, и внезапно ей показалось, будто он удручен. Тогда она вытащила свои приглашения и спросила, не окажет ли он любезность передать их гостям. Более учтиво, если приглашения придут не по почте.
Совещание закончилось.
На следующий день все уже рассказывали о том, что неприступная миссис профессор дает ужин на широкую ногу в ресторане Хосе. Затея с апельсинами воспринималась как нечто весьма юмористическое. А всеобщей темой для разговоров был состав гостей. Насколько известно, отказов на приглашения еще не последовало. Все понимали, что теперь отношения между Жозефиной и X. совершенно изменятся и о них придется судить с совершенно другой точки зрения, разумеется, в зависимости от исхода званого ужина Виктории.
Этот важный вечер был красив и нежен. Виктория оделась особо тщательно. Жемчуг на шее был предназначен только для гостей, но шиншилла — для того, чтобы произвести впечатление на всю колонию. Кафе было переполнено местными жителями, но на веранде никого не было; колония не удостоила Викторию чести — выказать свое любопытство.
Гостьи явились вовремя, каждая отдельно, Жозефина на этот раз без собак. Виктория поднялась и приветствовала обеих женщин.
— Как мило, что вы пришли, — сказала Виктория. — Я хочу провозгласить тост и выпить с вами еще и потому, что считаю вас обеих чрезвычайно энергичными и мужественными дамами. Поднимем наши бокалы за весну, за начало всех начал!
Жозефина побывала в городской парикмахерской, и голова ее была увенчана вызывающей удивление огромной копной рыжих волос.
— Очень приятно, — сказала она. — Искренне признаюсь: очень приятно.
Гостьи Виктории были крайне насторожены и, казалось, явились к преподавателю на экзамен.
Виктория обвела жестом прекрасный пейзаж, горы, цветущую долину и сказала:
— Знаете, в прежние времена, когда я еще преподавала, многие мои ученики мечтали о путешествиях, быть может, в такие места, как эти, когда-нибудь, когда у них появятся на это средства. Мы часто говорили о том, куда бы мы хотели поехать, и перед нами простиралась карта всех стран мира. Было так весело!
Обратившись к X., Виктория спросила, как получилось, что она приехала именно сюда, в этот городок. X, слегка пожав плечами, ответила:
— Я ухаживала здесь за одной старой родственницей — довольно долго. Когда она умерла, мне достался ее дом.
— Вы тоскуете по своему дому?
— Нет. Но иногда я думаю о зеленых лужайках.
— Разумеется, о зеленых лужайках! — оживленно подхватила Виктория. — О лугах!
— Здесь нельзя погулять по траве, здесь одни лишь апельсиновые деревья. Но ведь можно подняться в горы, там никаких изгородей нет.
— Там одни лишь камни, — сказала Жозефина. — Я пыталась…
Она прервала саму себя, когда Хосе вышел на веранду и стал накрывать на стол. Когда он вышел, она нетерпеливо повторила:
— Одни лишь камни. И в доме темно. Всегда темно.
— Да, это так, — сказала Виктория. — Но ведь нужно лишь выйти за дверь? Не правда ли?
Гостьи не ответили. Довольно долго стояла тишина. X. была занята едой, но Жозефина лишь для вида ковыряла в тарелке. Виктория снова взяла слово. Она рассказывала веселые истории о своих учениках, о своей неприспособленности и как ученики помогали ей наводить порядок, так же как Жозефина обогрела своим присутствием дом, где она живет, а мисс Смит позволила отдохнуть в своем доме в тот раз, когда она устала и почувствовала себя плохо.
— И вовсе вам не было плохо, — прервала ее X. и заговорила теперь со спокойной уверенностью: — Вы чувствовали себя прекрасно, вы просто гуляли и шпионили в ее пользу.
Виктория ответила с облегчением:
— Совершенно верно, мисс Смит. Я тогда вела себя плохо. Но откровенность за откровенность: хорошо ли грозиться убить человека и строить гримасы его прислуге?
Жозефина засмеялась и наконец-то принялась за еду.
— А у вас, Жозефина О’Салливан, — продолжала справедливости ради Виктория, — неужели у вас и вправду никакой другой музыки, кроме оперной, нет?