Путешествие парижанки в Лхасу
Шрифт:
Йонгден решил, что, раз мы находимся в деревне и наши лица и одеяния трудно различить в темноте, следует воспользоваться случаем и пополнить запасы продовольствия. До сих пор мы питались тем, что захватили с собой, покидая миссию, но прошло уже десять дней. Наши котомки были почти пусты.
Я развязала пояс, закуталась в свое платье, по примеру бедных жительниц Тибета, у которых нет одеял, и притворилась спящей, чтобы избежать ненужных разговоров, если кто-то будет проходить мимо. Мой спутник направился к близлежащим домам.
Первый дом, в который он вошел, оказался жилищем ламы [35] , хранителя лаханга. Йонгдена встретили гостеприимно, как собрата и покупателя, — ведь лама существовал не только за счет
Как оказалось, оба ламы принадлежали к одной и той же религиозной секте, и вдобавок, по странному совпадению, ризничий был уроженцем одной из областей северного Тибета, где Йонгден долго жил вместе со мной, и он свободно говорил на местном диалекте. Благодаря такому стечению обстоятельств ламы сразу стали друзьями. Но на этом дело не кончилось.
35
Подлинное право на звание ламы имеют лишь следующие священники: тюльку, которых иностранцы ошибочно именуют «живыми буддами», хемпо, стоящие во главе коллегий в больших монастырях, и те, кто получил университетскую степень геше. Все остальные монахи называются трапа (ученики). Однако принято из вежливости величать ламой всякого человека почтенной наружности и в религиозном одеянии.
Оглядевшись, Йонгден заметил на полке книги и попросил разрешения их полистать, так как мы вели постоянный поиск интересных произведений. Когда ему это позволили, он открыл первую попавшуюся книгу и прочел несколько строк вслух.
— Как вы прекрасно читаете! — пришел в восхищение лама. — Вы можете прочитать любую книгу?
— Любую, — подтвердил мой спутник.
И тогда, внезапно сменив тему разговора, ризничий-лавочник принялся упрашивать Йонгдена провести ночь в его доме и даже вызвался сходить за его вещами и самолично перенести их.
Йонгден отказался, но лама продолжал настаивать, и моему спутнику пришлось признаться, что он путешествует вместе с пожилой матерью. Это обстоятельство отнюдь не охладило пыл гостеприимного тибетца. Для матери в его доме тоже имелось место. Мой юный спутник с большим трудом убедил упрямца, что в этот час я сплю крепким сном и лучше меня не тревожить.
Кёгнер [36] видя, что ему не удастся осуществить свой план, не раскрывая карт, вынужденно признался, что его горячее радушие было отнюдь не бескорыстным.
36
Кёгнер — ризничий.
— Лама, — сказал он Йонгдену, — вчера вечером к нам пришли несколько селян с другого берега Жиамо-Наг-Чу [37] и попросили меня отслужить панихиду по одному из своих недавно скончавшихся родственников. Это богатые люди, и они обратились бы к своему ламе, настоятелю монастыря из их местности, если бы он не уехал в Лхасу. Они выбрали меня вместо него, и я получу изрядный куш, если… Словом, я не очень-то образован и боюсь, что не сумею правильно произнести слова литургии и допущу ошибки, раскладывая ритуальные приношения. Я вижу, что вы — человек ученый; может быть, вы знаете эти обряды?
37
Жиамо-Наг-Чу — тибетское название реки Салуин.
— Да, знаю, — заявил Йонгден.
— В таком случае я прошу вас оказать мне услугу и остаться здесь на три дня. Я буду кормить вас обоих: и вас, и вашу мать — и дам вам немного еды на дорогу. Ваша пожилая матушка сможет
Йонгден отклонил соблазнительное предложение, сославшись на то, что мы странствуем с группой паломников, которые уже ушли вперед, и потому не только не можем задерживаться, а, напротив, должны поспешить, чтобы догнать их и продолжить вместе с ними путь в родные края.
38
Мани — общеизвестное выражение, которое почти всегда неправильно переводят: «Ом мани падме хум хри!» «Ом» — это священное слово, заимствованное из Индии, где оно означает множество явлений, но в первую очередь брахман (не путать с Брахмой или кастой брахманов), то есть абсолют. «Мани падме» означает «жемчужина в лотосе» и, подобно «хум» и «хри», имеет ряд экзотерических и эзотерических значений.
Когда юноша вернулся, принеся немного еды, и рассказал мне о своей беседе с ризничим, я очень пожалела о том, что из-за близости к границе мы вынуждены идти в быстром темпе. Мне безумно хотелось читать мани у ворот храма!
Но то был лишь вопрос времени. Будущее уготовило мне сколько угодно возможностей для этой забавы. Невозможно припомнить, сколько раз я пела мани как у дверей, так и внутри тибетских домов. Я так поднаторела в этом особом искусстве, что порой меня хвалили за неожиданные музыкальные вариации, которыми я сопровождала священные слова… В конце концов, возможно, среди тысячи даров, которыми осыпал меня Тибет, я обязана ему также и даром распознавать «жемчужину, скрытую в сердце лотоса».
Хитроумный лама пришел к нам на следующее утро чуть свет, чтобы поговорить с Йонгденом и попытаться переубедить его.
Я оставила двух умников наедине, дабы не подвергать себя слишком пристальному и долгому вниманию, и примерно с час прогуливалась вокруг маленького храма, перебирая свои четки.
Эта благочестивая утренняя зарядка была излишней для человека, которому предстояло пешком пройти за день изрядное количество километров, но я не придумала другого способа улизнуть и, несмотря на все свои ухищрения, не сумела уклониться от встречи с ламой, когда он возвращался домой, и поговорила с ним несколько минут.
Глава вторая
Я утешаю умирающего больного. — Я опасаюсь за свое инкогнито и меняю национальность. — Уловки, к которым мы прибегаем, чтобы миновать военные посты. — Йонгден проявляет себя как искусный чародей. — Меня едва не разоблачают. — По горам и долинам, мимо монастыря Педо. — Я нахожу шапку, которой суждено сыграть важную роль в моем путешествии. — Чиновник из Лхасы призывает нас к себе. — Я показываю язык почтенному представителю ламаистского правительства.
Дорога, по которой мы следовали, поднималась вверх по течению величественной реки Салуин — в здешних краях ее называют Жиамо-Наг-Чу — через глубокие ущелья и обширные долины. Местный ландшафт, какую бы форму он ни принимал, неизменно остается великолепным и чарующим.
Страх быть узнанной, заставлявший меня трепетать в начале путешествия, изрядно поутих, и все же он по-прежнему таился в недрах моей души, грозя охватить меня с новой силой при малейшем признаке тревоги… Мы слишком задержались в Лахангре, думала я, это была досадная оплошность. Не возникло ли каких-либо сомнений относительно нас у ризничего маленького храма?.. Я присматривалась к редким путешественникам, появлявшимся позади. Вот какой-то всадник скачет в нашу сторону — быть может, это солдат, которому поручено догнать нас и доставить обратно к границе?.. А тот странник, бредущий по дороге, уж не шпионит ли он за нами?..