Путешествие по Апеннинам
Шрифт:
В «Бриони» Дронго купил стандартный темно-синий плащ, который ему уложили в большой фирменный зеленый пакет с красной полосой. Забрав пакет, он вышел на улицу и решил спуститься на площадь Барберини, где, как ему было известно, нетрудно поймать такси. Дронго любил и хорошо знал Рим, постепенно постигая очарование этого древнего города. Выйдя на площадь, Дронго оглянулся по сторонам. Справа от него наверх уходила знаменитая виа Венетто, которую снимал в своих фильмах великий Феллини. Поднявшись по этой улице, можно войти в бар «Харрис», который так нравился Хемингуэю… Дронго с грустью
Дронго хотел повернуть налево, чтобы подойти к стоянке такси, когда увидел спешащую к нему женщину. Очень молодую и симпатичную. С характерным азиатским лицом — с резко очерченными скулами, узким разрезом глаз, тонкими губами — и красивыми волосами. Женщина была в длинном белом плаще, надетом поверх темного свитера и светлых брюк. Она подошла к Дронго и, извинившись, спросила по-английски:
— Вы не знаете, как мне пройти на виа дель Корсо, к плацца Колонна?
Это было совсем недалеко от площади Барберини. Дронго улыбнулся. Молодая женщина ему понравилась. Она напомнила ему японку Фумико, с которой он познакомился несколько лет назад в Токио.
— Вам нужно спуститься вниз, — показал Дронго, — отсюда близко. Вы бывали раньше в Риме?
— Нет, — ответила она, — я первый раз в Италии. И вообще первый раз в Европе.
Он уже понял, что женщина — японка. Обычно они летают через весь мир целыми группами и везде ходят вместе, традиционно выстраиваясь длинными очередями в модные магазины.
— Вы приехали с группой? — спросил он, не сомневаясь, что это так.
— Нет, — улыбнулась она учтиво. — Я приехала одна. Я давно мечтала побывать в Италии.
— Пойдемте, — неожиданно даже для себя предложил Дронго, — я вас провожу.
Женщина удивленно посмотрела на него и согласно кивнула.
— Как вас зовут? — полюбопытствовал Дронго, пока они переходили улицу, спускаясь вниз, к центру города.
— Аяччо, — представилась она, — я из Киото, прилетела сюда, чтобы увидеть Рим. Я так много слышала об Италии.
— Ну и как, вам нравится?
— Очень, — восторженно произнесла Аяччо. — Мне здесь все интересно. А вы итальянец?
— Нет, — ответил Дронго, — я из Баку. Меня обычно называют Дронго.
По ее лицу он понял, что ни название города, ни его имя ей ничего не говорят. Впрочем, неужели он ожидал другого?
— Вы хотите что-то увидеть или вас ждут на площади? — уточнил Дронго.
— Меня ждут, — сообщила она. — Там должен быть магазин, в котором меня будут ждать.
У нее в руках был небольшой светлый пакет из магазина парфюмерии. У Дронго — пакет от «Бриони». Со стороны могло показаться, что это обычная пара иностранцев, приехавшая посмотреть на римские памятники и сделать покупки в дорогих магазинах.
Он шел рядом с ней и молчал. Если бы они встретились в другое время и в другом месте, возможно, Дронго
— Вы бывали в Японии? — поинтересовалась Аяччо.
— Два раза, — сообщил Дронго.
— И вам понравилось? — улыбнулась она.
— Люди и традиции — да, а цены и условия жизни — нет, — поделился он впечатлениями.
— Про цены я понимаю, — сказала, тщательно подбирая слова, Аяччо. — А про какие условия жизни вы говорите?
— Ваши частые землетрясения, — пояснил Дронго. — Они очень действуют на нервы. Я вообще опасаюсь разных природных катаклизмов, тем более таких.
— По виду вы не похожи на трусливого человека, — призналась Аяччо. — Поэтому я к вам и подошла. У вас вид надежного и мужественного мужчины.
— Спасибо, — улыбнулся Дронго. — Осторожнее! — Он схватил ее за руку. — При переходах нужно более внимательно смотреть по сторонам.
— Но ведь горит зеленый свет, — возразила законопослушная японка.
— Только в Италии этого мало, — усмехнулся Дронго. — И хотя итальянцы, безусловно, европейцы, южные итальянцы немного менее европейцы, чем все остальные.
Аяччо рассмеялась:
— Вы так смешно говорите…
— Посмотрите на галерею, мимо которой мы сейчас проходим. Она как раз напротив площади, которая вам нужна. Знаете, ее назвали в честь выдающегося итальянского актера Альберто Сорди. Вы о нем слышали?
— Нет, — призналась она. — Но я видела много итальянских фильмов. Феллини, Пазолини, Росселини. Я правильно называю фамилии?
— Все верно. А Сорди часто играл в фильмах Феллини. По-моему, они были друзьями. — Дронго вспомнил великого итальянского трагического комика и улыбнулся. Сорди создал незабываемые образы на экране. И вообще в 50-е и 60-е годы прошлого века итальянское кино сделало больше для развития культуры, чем любой другой кинематограф мира. Ему припомнилось, как один из его друзей уверял, что в мире вообще существуют только две по-настоящему кинематографические нации — итальянцы и грузины. Можно поставить камеру на улице и снимать подряд всех прохожих — все будет выглядеть органично и естественно. Правда, затем его друг сказал, что к этим двум нациям нужно добавить и евреев. На что Дронго справедливо заметил, что евреи в любом деле стараются не быть последними. И этому у них стоит учиться.
— Вы о чем-то задумались? — спросила Аяччо, осторожно дотронувшись до его локтя.
— Нет, — ответил Дронго, улыбнувшись, — мы уже пришли. Вот ваша площадь. Может, мне помочь вам найти нужный магазин?
— Я его уже нашла, — показала Аяччо на здание возле памятника, — до свидания.
Она как-то замялась на прощание. Дронго подумал, что нужно произнести какие-то добрые слова. Или объяснить, почему он даже не спросил, где она живет. Но слова были не нужны. Они встретились, чтобы расстаться — таковы их судьбы. Встретились случайно в Риме на расстоянии многих тысяч километров от своих городов и теперь расстаются навсегда. Он пожал ее прохладную узкую ладошку и опять улыбнулся на прощание.