Путешествие по Средней Азии
Шрифт:
мы подошли к Ашуре, посещение властей было перенесено на завтра, и мы отдали
якорь невдалеке от берега. Мои спутники очень сожалели, что не смогут
нанести визит Хидр-хану, опороченному меценату дервишей и хаджи. Я же в
глубине души радовался, так как я не мог не поехать к нему, а поехав,
оказался бы в неприятном положении, потому что европейские черты моего лица,
может быть, вызвали бы подозрение у Хидра. Посему это обстоя-тельство,
мешавшее сойти на берег, было мне
мысль: не бросятся ли завтра русским в глаза во время визита на судно черты
и цвет моего лица, все еще сохранявшие европейский вид и заметно отличавшие
меня от моих коллег. Я был далек от предположения опасаться негуман-ного
обращения со стороны русских, больше всего я боялся, что они разоблачат меня
и будут уговаривать отказаться от моего плана. Вполне возможно, что до
туркмен дойдет затем невинная болтовня, раскрывающая мое инкогнито, и кто
знает, насколько больше Блоквилля придется мне выложить, чтобы выкупить себя
*[43] *из жестокого рабства! Эти размышления всерьез взволновали меня, и я
огорчался, что они мешают мне насладиться созерца-нием последней картины
западной жизни.
Поэтому на другое утро я проснулся в величайшем волнении. Из Ашуры
доносился мелодичный колокольный звон, мои спут-ники сказали, что сегодня у
неверных воскресенье и праздник, но что за праздник, я не знал. Мы стояли
неподалеку от военного корабля, на котором были вывешены флаги; вдруг я
увидел, как матросы в парадной форме, мерно взмахивая веслами, прибли-жаются
в лодке к берегу; офицер, тоже в полной парадной форме, сел в лодку и вскоре
был доставлен на борт корабля. Минут через десять нам крикнули, чтобы мы
подошли ближе, и я разглядел на борту нескольких светловолосых офицеров,
стоявших у самого трапа. Сердце мое начало сильно биться; мы подходили к
кораблю все ближе, и мои помыслы были направлены на то, чтобы по возможности
оказаться в таком положении, при кото-ром я бы избежал опасного tкte-а-tкte.
Судьбе было угодно, чтобы наше судно подошло к пароходу той стороной, где
сидел я, так что собравшиеся на борту русские могли видеть только мой
затылок. По случаю праздника осмотр был чисто поверхностный, переводчик
обменялся несколькими словами с Якубом, офицеры поговорили о нашей нищенской
компании, и я между прочим услышал, как один из них сказал: "Смотрите, какой
белый этот хаджи". Эта реплика относилась, очевидно, к цвету моего лица, еще
не успевшего огрубеть; впрочем, это было их единственное замечание. Дела с
Якубом были скоро окончены, и мы мигом исчезли из поля зрения русских
кораблей. Разогнув спину и перестав изображать
облегченно вздохнул, ибо страхи мои кончились.
Скоро поднялся сильный западный ветер, мы думали, что теперь расправим
паруса и скоро придем в Гёмюштепе, до которого было три часа ходу, однако
Якуб не сводил глаз с белой точки, видневшейся вдали, и потихоньку
советовался со своей командой. Только после того как эта наводившая ужас
точка совсем скрылась из виду, поставили большой парус, и мы стрелой
понеслись на восток, рассекая волны. (Позже мы узнали, что это был аламан из
Ходжа Нефеса, который был уведомлен о нашем прибытии и поджидал нас, чтобы
ограбить хаджи; сделать хаджи рабами разбойникам не позволяли их религиозные
чувства.) Приблизительно через полчаса после того, как мы вышли из Ашуры,
навстречу стали попадаться плавучие вехи - длинные палки, выкрашенные в
красный цвет. Якуб сказал мне, что их поставили здесь инглизы для
обозначения границы русских владений, воды по другую сторону вех
принадлежали туркменам, которых инглизы всегда будут защищать от нападений
русских. Для меня остается загад-кой, кто внушает этим диким сынам пустыни
идею столь дально-видной политики. Я не разбираюсь в морских знаках и еще
менее того - в симпатиях Англии к туркменам.
*[44] *Меньше чем через час стал виден туркменский берег - длинная
полоса земли с небольшими возвышениями; мы придерживались направления,
которым следовали шедшие впереди нас суда. Вскоре мы убрали паруса, потому
что фарватер здесь кончался. Мы находились в полутора английских милях от
устья Гёргена, на обоих берегах которого появился Гёмюштепе, похожий по
форме на сотни колоссальных ульев, стоящих вплотную один к другому.
И здесь, так же как в Каратепе, из-за мелководья прибрежной полосы даже
небольшие суда не могли подойти к берегу или войти в Гёрген, сам по себе
достаточно глубокий и всегда полноводный. Поэтому нам пришлось довольно
долго ждать, пока Якуб сошел на берег, сообщил о нашем прибытии и выслал
несколько таймилей для нашей транспортировки. Спустя не-которое время
прибыли три такие в высшей степени оригиналь-ные лодки; они сделали
несколько рейсов туда и обратно, чтобы снять всех нас. Мы с Хаджи Билалом
были последними, и я искренне обрадовался, когда, подъехав к берегу,
услышал, что Ханджан, извещенный добрым Якубом, поспешил встретить меня. Мне
показали его, и я подошел к нему, когда он в несколь-ких шагах от меня