Путешествие с трупом

Дар Фредерик

– Мы вызвали «скорую», и клиента увезли в больницу.

– Давайте поговорим о... находке, сделанной в его чемодане.

Эрих фон Строхейм краснеет, что, принимая во внимание полное отсутствие ботвы на его голове, становится довольно масштабным явлением.

– Произошел очень неприятный инцидент, – говорит он. – Мы освободили его номер и хотели отправить багаж в больницу на случай, если бы ему понадобилось сменное белье.

– И дальше?

– Один из двух чемоданов стягивается ремнем, заканчивающимся замком.

Этот ремень был продет через ручку открытого чемодана, таким образом оба были соединены. Согласитесь, что это не очень удобно для перевозки.

– Конечно.

– Тогда я себе позволил...

– Взломать замок?

– Нет, не взломать... У меня есть связки из забытых клиентами ключей от чемоданов. Один подошел. Когда мы подняли ремень, чемодан раскрылся и мы увидели на стопке белья... ту штуку... Сначала мы не. сообразили, что это такое, а потом поняли и позвонили в полицию...

Я киваю.

– Ясно. Вы говорите «мы». Кто еще был с вами?

– Грум, дежурный по этажу и горничная...

– Ладно, спасибо.

Глава 5

Я мчусь в полицию, где нахожу моего сопровождающего. Он выкладывает на стол чемоданы и шмотки покойничка. На одежде нет никаких бирок... Что касается чемоданов, если не считать бомбы (обезвреженной местными саперами), в них нет ничего подозрительного: нательное белье без меток, предметы туалета...

Все это говорит мне только об одном: Клюни предвидел возможность ареста и потому снял с одежды все, что позволяло установить его личность.

Но если он так старался очертить вокруг себя кольцо тайны, почему дал мне начало фамилии своей знакомой? Разве может человек, спарывающий метки с рубашек, дать полиции фамилию женщины, которую знает?

Это кажется мне нелогичным, а я, несмотря на свою поэтичную натуру, обожаю логику.

Мне не терпится попасть в Канн, чтобы попытаться найти живущую в квартире женщину, чья фамилия начинается на «Бла». Это будет непросто, но мне удавались и более лихие подвиги.

Страсбурский полицейский уверяет меня, что фотографии мертвеца печатают и я получу их через четверть часа.

– А пока, – говорю, – я бы хотел позвонить в Париж.

Я устраиваюсь в маленьком кабинете, полном пожелтевших бумаг и дохлых мух, в этаком монументе бюрократии во всем ее ужасе и пыли! Закуриваю сигарету и требую без всякой очереди соединить меня с Парижем. Трубку снимает сам Старик.

– Это Сан-Антонио, – говорю я.

– А! Я с нетерпением ждал от вас известий... Ну что? Даю ему сжатый отчет о поездке.

– Совершенно точно, – говорю я в заключение, – что дело настолько таинственное, насколько можно себе представить: тип отдает концы в городе, где его никто не знает, оставив в багаже супербомбу. Он как с неба упал... Но, честно говоря, я не думаю, что этот интересный случай связан с делом пропавшего русского атташе.

Босс

молчит.

– Алло! – кричу я, боясь, что нас разъединили.

– Алло, – отвечает он.

Новая пауза, потом он спрашивает:

– Что собираетесь делать?

– Ехать в Канн! Поезд скоро...

– Езжайте, – соглашается он. – Приехав туда, позвоните в центральное управление полиции. Если в промежутке я узнаю что-то новое, то оставлю для вас сообщение.

– Дежурство в морге что-нибудь дало?

– Ничего... пока.

Я ему благодарен за это «пока».

– Босс, может быть, вы поделитесь со мной своими мыслями, а то я теперь не могу гоняться за двумя зайцами.

– Возможно, Сан-Антонио, вы гонитесь за одним зайцем,

– Это вам сообщил ваш нос, патрон?

– Допустим, – отвечает он. – Во всяком случае, я могу вам сказать одну вещь.

– Какую?

– По фотографии бомбы, присланной сюда фототелеграфом по моей просьбе, наши эксперты определили, что она русского производства!

Поскольку я обалдело молчу, не зная, что сказать, он добавляет:

– Счастливого пути.

Щелчок.

Замечаю, что моя сигарета погасла, снова прикуриваю ее, кладу на заляпанный чернилами стол ноги и с наслаждением затягиваюсь.

С одной стороны, я ищу пропавшего русского дипломата, с другой – нахожу свалившуюся с неба русскую бомбу... Надо признать, нюх у Старика действительно неплохой?

Я перебираю в памяти мою коллекцию трупов: Одеревенелый (ему я разнес морду пулей уже мертвому); малышку Фриду разорвало на куски из-за ее благосклонности ко мне; Рашель выпала из окна... с моей помощью; лже-Клюни помер, когда я его допрашивал.

Трупы, и опять трупы! И все в большей или меньшей степени на счету некоего Сан-Антонио.

Это в конце концов надоедает. И зачем?

А я знаю? Ведь не ради конверта, что правительство дает мне в конце каждого месяца.

Может, ради куска трехцветной тряпки, болтающейся над госучреждениями? Но я не ура-патриот.

В жизни есть страховые агенты, виноторговцы, рабочие заводов «Рено», полотеры... А есть те, кто может жить только на грани. Необязательно на грани закона, главное – на грани жизни и смерти.

Я из их числа.

Это как цвет кожи: если родился негром, то негром и останешься, нравится тебе это или нет.

Это не выбирают...

– Вот фотографии, господин комиссар, – говорит вошедший полицейский.

Я шумно вздыхаю и гашу сигарету о каблук.

Глава 6

Старшего комиссара каннской полиции я знаю потому, что мы уже встречались во время одного расследования, что я вел на юге.

Это коренастый брюнет с падающими на широкий лоб вьющимися волосами, смутно напоминающий быка.

У него быстрые глаза и сильный южный акцент.