Путешествие Тимофея Авоськина за пределы Солнечной системы
Шрифт:
На зов капитана из недр звездолета вылез маленький, шустрый робот, довольно древняя модель, если судить по облупленной краске на боках и по многочисленным вмятинам и заплатам на корпусе, от заводской полировки которого, увы, давно не осталось и следов. Робот козырнул капитану, подхватил мои чемоданы и бодро заковылял по коридору куда-то в носовую часть звездолета. Я поспешил за ним.
После осмотра каюты, напоминавшей отделение музея археологии (то самое, над которым висит табличка: «Здесь жили наши далекие предки в Доледниковый период»), я отправился побродить и последний раз по своей родной планете.
Отпуская меня на прогулку, Прохор Булкин сообщил, что вылетаем завтра в семь и что
Глава 3
Корабль, на котором я начинал свои странствия, носил гордое имя «Звездный орел». Его надо было видеть! Теперь таких уже, к счастью, не строят. Гравитационные двигатели! Обшивка из необделия! Реликт! До сих пор не понимаю, почему эта штука летала. Любой служащий музея звездоплавания согласился бы пожертвовать своей правой рукой, лишь бы заполучить «Звездный орел» в качестве экспоната.
Но факт остается фактом — «Орел» ползал от звезды к звезде, от планеты к планете, ухитрялся перевозить грузы и даже пассажиров.
Когда до меня дошло, в каком саркофаге собираются везти мою особу, а дошла эта истина до меня на вторые сутки полета (первые сутки мне посчастливилось благополучно проспать в своей каюте), меня затрясло. Если на Земле еще могли возникать какие-то худосочные иллюзии по поводу итогов моей командировки, то теперь и остатки надежд были развеяны, точно хвост кометы.
— Да! — сказал я себе. — На Землю мне уже, видимо, не вернуться даже по частям.
И я отправил срочную депешу, в которой отменил свое старое решение относительно кладбища, и засел писать некролог.
Вообще говоря, существует широко распространенное заблуждение, будто бы сочинение некролога — священная обязанность ваших родных и близких. Я считаю, не стоит взваливать на друзей и убитых горем родственников такую ответственную задачу, тем более что трудно заранее сказать, насколько хорошо они с ней справятся. Думаю, лучше самого покойника никто о нем некролога не напишет. В этом пункте стоит быть предусмотрительным. Времени у меня было достаточно, и я мог позволить себе подобную роскошь. Помню мое творение начиналось словами: «Он был скромным тружеником науки…» Далее я перечислял свои способности, таланты и моральные качества, среди которых: объективность, целеустремленность, принципиальность и т. п. на четырех страницах. Впоследствии, когда я читал некролог близкому кругу друзей, многие не могли удержаться от слез. Даже наш капитан Прохор Булкин, помню, пожал мне руку и сказал, что только из этого опуса узнал, какой я золотой человек и как меня будет недоставать им всем, если я вздумаю «сковырнуться».
Да что капитан, я сам, грешным делом, слезу пустил над этим автонекрологом, а с роботом Филькой плохо стало — две микросхемы перегорели, так-то вот! Было, время! Эх, молодость! Каких глупостей не наделаешь! Впрочем, я отвлекся, вернемся, так сказать, к магистральной линии сюжета.
Команда «Звездного орла» состояла из трех человек: самого капитана Прохора, механика-кибернетика Степана и штурмана Григория. Да, был еще Васька, лохматый нахальный кот серой масти, достаточно испорченный и развращенный, чтобы завоевать любовь капитана и команды. Кот и Филька были большие друзья. Робот помогал Василию обтяпывать кое-какие грязные делишки. Например, я убежден, что это они утащили из моего чемодана два килограмма первосортной свежекопченой марсианской колбасы в первый же день моего появления на звездолете.
В
К концу первой недели полета я уже почти свыкся со своим безвыходным положением. И у меня даже начали возникать какие-то нежные чувства к капитану, своего рода признательность за сохранность моей жизни — ведь «Звездный орел» продолжал существовать вопреки всем моим прогнозам.
Со Степой у меня быстро установились приятельские отношения. С виду ему было около тридцати лет. Трудолюбив. Исполнителен. Носит короткую прическу, на лице никаких следов растительности. Обычно одет в лыжные брюки, свитер, на ногах тапочки. «Орел» для него дом родной, и вел он себя, соответственно, по-домашнему.
В свободное от вахт и работы в мастерской время Степан любил стряпать, играть в шахматы и рассказывать старые космические анекдоты и разные таинственные истории, которые случались с ним или его знакомыми в отдаленных уголках нашей родной галактики.
Штурман Григорий — долговязый, мрачноватый детина лет сорока, в отличие от Степана, носил модную еще в средние века короткую козлиную бородку, обычно одет был в форму космического флота Земли и застегнут на все пуговицы. Башмаки его всегда были начищены до зеркального блеска, рубашки отутюжены. На указательном пальце правой руки Григорий носил массивный перстень белого металла с крупным, сверкающим розовым камнем и надписью по ободку на неземном языке. Словом, Григорий — весьма солидный, обстоятельный мужчина без вывертов и до предела серьезный. В свободное время он снисходительно слушал наши разговоры, сам больше молчал, любил покопаться в книгах, с упоением штудировал «Историю населенных планет» Томаса Штриптерметера, издание седьмое, дополненное и исправленное. В корабельной библиотеке были, кажется, все сто двадцать четыре тома, и Григорий, по-видимому, собирался осилить их полностью, со всеми комментариями, приложениями и дополнениями. Как говорится, задача достойная, но, если принять во внимание скоротечность нашей жизни, едва ли осуществимая.
Обедали и ужинали мы в кают-компании. И каждый раз после еды, удобно развалившись в кресле, Степан играл с капитаном в шахматы и с завидной говорливостью подкармливал нас попутно своими историями. Обычно в это время за спиной его стоял Филька и подливал в бокал из большой бутылки какой-нибудь ароматный освежающий напиток. Капитан Прохор держал на коленях кота Василия, почесывал у него за ухом, неторопливо передвигал фигуры на шахматной доске и слушал. Григорий задумчиво листал книгу, изредка поглядывал на шахматную позицию и что-то тихо бормотал себе под нос. Я скромно сидел в уголке и наблюдал.
Степан над позицией почти никогда не задумывался, играл легко, фигуры переставлял быстро, во время игры часто смеялся, подмигивал мне. А когда игра у него не шла и позиция была проигрышная, разводил руками, улыбался и говорил:
— Роковая случайность. Перст судьбы. Обстоятельства оказались сильнее нас.
Глава 4
Дни полета тянулись медленно и монотонно.
Я почти уверовал, что доберусь до А-13 — С-147 без приключений, когда начались неприятности.