Путешествие в будущее и обратно
Шрифт:
…Оригинальность и ценность этой книги видится также в ее философском и идеологическом многообразии. Многообразие — в мировоззрении и методологии мышления авторов, а родство и единство между ними — в идеалах и защите прав человека. Так, Михайлов справедливо считает, что замена авторитарной и тоталитарной власти властью демократической — главная проблема СССР и Восточной Европы. Белоцерковский синтезирует различные тенденции прошлого и настоящего в демократическую, социалистическую концепцию. Янов разоблачает мифотворчество «новых» националистов. Но все они при этом провозвестники России демократической и европейской, европейской — поскольку демократической...
Демократические
Кто-то может возразить: в основании России лежит византийское наследие. Это несомненно, хотя Россия и не усвоила Римского права. Но разве Византия со своими законами и искусством не вышла из европейской древности? А разве раскол христианской церкви на «восточную» и «западную» не произошел, как и многие другие европейские расколы, в лоне одной и той же культуры? Нет конца таким вопросам и доводам. Может быть можно разорвать сознание, но не жизнь: Россия и Европа, Россия и Запад составляют духовное единство, многообразное и часто противоречивое, какой есть и должна быть каждая большая культура, если она хочет сохранить свой динамизм и творческие силы.
Мир, и особенно Запад, не могут обойтись без России, без Советского Союза. Но сотрудничество, устойчивое и свободное, возможно только с демократической и неэкспансионистской Россией.
«Демократические альтернативы», эта русская книга о России и Советском Союзе — предвестник такого сотрудничества и вклад в него. В том числе и потому, что она критична к прошлому России и к нынешней ее действительности».
Сравнивая эту рецензию с рецензиями в эмигрантской прессе, вновь и вновь задаешься вопросом — почему так густо была заселена злобными, лживыми и неумными людьми российская эмиграция? Вопрос этот — судьбоносный для нашей страны.
Ведь нынешнее российское общество столь же густо засеяно злобой, ложью и тупостью.
Вскоре после выхода в свет сборника я обнаружил мало прикрытую слежку за собой. Идем мы с женой однажды с работы, и она вдруг, оглянувшись, говорит упавшим голосом: «Нас ведут! Это «хвост». Посмотри!». Я оглянулся — ничего не увидел подозрительного. «Он спрятался за будку! — сказала жена. — Пойдем». Мы пошли и тут же вновь оглянулись. Из-за будки, действительно, вышел «тип». Все стало ясно!
В те дни в Мюнхене гостил по приглашению местной украинской эмигрантской организации Леонид Плющ, и он в один из вечеров пришел ко мне в гости. «У твоего подъезда подозрительные типы! У меня было впечатление, что они меня сфотографировали!» — сообщил Плющ. Через какое-то время мы с ним решили сходить за пивом. Когда я открыл дверь квартиры, от нее отшатнулись два человека и стали делать вид, что ищут какую-то другую квартиру. «Это они стояли внизу! — сказал мне Плющ в лифте. — За тобой слежка! Поздравляю!». Он посоветовал мне быть осторожнее и сообщить на станции в «секьюрити» (служба безопасности). Мы сошлись с ним на том, что положение осложнялось тем обстоятельством,
Жена, между тем, наотрез отказалась ходить со мной с работы через парк, что было хорошим отдыхом после рабочего дня. И в этом случае сработал странный психологический эффект: слежка здесь, в Мюнхене, пугала почему-то больше, чем в Москве.
Но дело на этом не закончилось. Прихожу однажды с работы, и мой сын (ему было тогда около 11 лет) сообщает, что приходила «тетя Лена» (соседка по подъезду, жена сотрудника «Свободы» и члена НТС) и, сказав, что ей срочно нужна книга, которую якобы я взял у нее, долго рылась в моем кабинете. Через день-два это повторилось. Я пошел к соседке и попросил ее объяснить, что она искала у меня в кабинете? Она сначала понесла какую-то ахинею, но я не отставал, и она вдруг заплакала, стала говорить, что разведется с мужем, что он заставляет ее делать ужасные вещи, что он получает от НТС деньги «за литературную помощь», а они хотят купить в Париже квартиру... «Что вы искали?» — настаивал я. Замахала в ответ руками и заревела пуще прежнего, наверное, уже притворно. Я ушел. Все было и так понятно: искала компромат.
Продолжение последовало на работе. Мы сидели в комнатах по двое, моим соседом был тогда некто Георг фон Шлиппе, в эфире — Юрий Мельников. Давид Анин, известный читателю представитель ЦРУ на станции, как-то предупредил меня: «Вы сидите со Шлиппе? Будьте осторожны: Шлиппе — это контрразведка НТС!».
Я тогда не придал этому большого значения. Что мне было скрывать? А теперь однажды увидел в приоткрытом ящике «файл-сейфа» Шлиппе папку, из которой торчали ксероксы со строчками, написанными моей рукой. Я заглянул в папку: там лежали копии моих писем, которые Шлиппе брал с моего стола и из моей сумки!
Затем я обнаружил, что один ящик моего «файл-сейфа» поврежден. Вызвал мастера. Он посмотрел, покрутил носом и сообщил, что это — последствие взлома! После него пришли вызванные им двое сотрудников службы безопасности. Осмотрев шкаф, подтвердили — был взлом! Показали мне следы от фомки на рамах всех ящиков.
Я пошел по старой памяти к Лодизину, который тогда работал в аппарате станции. Рассказал ему обо всем — о слежке, о соседке, о Шлиппе и взломе. «Это, вероятно, своеобразный «отзыв» на твой сборник! — сказал Лодизин. — Он в Париже много шуму наделал, и твоим «друзьям» на Лубянке, видимо, это не очень по душе!». Пообещал помочь.
Однако все это оказалось только цветочками! От чехов я узнал, что представители ХДС и ЦСУ (правые партии в Германии) в правлении «Ойропеишер ферлаг» выступают против финансирования проекта журнала «СССР — демократические альтернативы». Пеликан предположил, что это Максимов действует через своего благодетеля Шпрингера! Представители правых партий не имели большинства в правлении кооперативного издательства, но все же их голос был весом.
Но главную «ягодку» преподнес мне Ефим Эткинд! В начале работы над сборником он писал мне 22 декабря 1975 года:
«Дорогой Вадим Владимирович! Прочел Ваши статьи, предназначенные в сборник — как воды напился. Они отличаются спасительной определенностью суждений, редкой точностью речи, непримиримостью относительно современного средневековья; и я согласен с каждым Вашим словом».
Все статьи, отбираемые для сборника, я посылал ему в Париж (и давал на чтение всем остальным участникам сборника), и Эткинд одобрял мой выбор и помогал мне редактировать статьи. Ввиду этого я ему первому выразил благодарность в предисловии к сборнику.