Путешествие в будущее и обратно
Шрифт:
Оказалось, что Пеликан — мир тесен! — прекрасно знал в Праге моего тестя Ерофеева. И рассказал мне развеселую историю про него. Ерофеев в дни вторжения был отозван из Чехословакии (с поста секретаря МОЖа). Чехи, рассказывал Пеликан, шутили, что его сняли за то, что он допустил Пражскую весну. «Но твой тесть, как ты, наверное, знаешь, был большим бабником и накупил несколько чемоданов тряпок в подарок своим девочкам в Москве, оставил эти чемоданы в советском посольстве, и пошел в город по каким-то последним делам. А в посольстве тем временем разместили отдыхать советских солдат, и когда они отдохнули и ушли, то прихватили с собой все чемоданы Ерофеева!».
Рассказал
Конгресс движения «Третий путь» проходил в местечке Эссератсвайлер около поселка Ахберг под Линдау. Он собрал около 500 участников из многих стран Европы и США. Костяк участников составляли выходцы из движения антропософов, из левых партий, а также преподаватели рудольф-штейнеровских школ (или «вальдорфшуле», о которых я уже упоминал в шестой главе), но остроту вносили активисты Пражской весны. Из русской эмиграции я был на конгрессе один.
Тогда я впервые увидел Германию и был очарован ею, особенно селами и маленькими городками. Уже когда самолет, на котором я летел, начал снижаться, подлетая к Мюнхену, стало видно, насколько выше материальный уровень жизни в этой стране по сравнению с Италией. Бело-красные дома поселков, деревень утопали в зелени, и поля были аккуратно возделаны, разбиты на квадраты разного цвета, прорезаны аккуратными автомобильными дорогами. Впервые (это когда я уже ехал на автобусе в Ахберг) я увидел в деревнях цветы не только на окнах домов, но и на окнах коровников! Везде и всюду, во всех деревнях и коровниках. И какие пышные цветы!
Но самое главное, я впервые увидел западный политический форум — множество симпатичных, простых и спокойных людей, преимущественно молодых, живо интересующихся миром идей и не занятых соперничеством, кому над кем положено стоять. Размещались все участники форума в небольшой, двухэтажной, простой, но чистой и уютной гостинице, в номерах со всеми удобствами. Для студентов был отведен зал, оборудованный под общежитие. Кормили вкусно, просто и очень дешево. На лужайке перед гостиницей был небольшой открытый бассейн, в котором можно было искупаться в любое время дня и ночи. Гостиница находилась на краю села и с трех сторон была окружена полями, холмами и рощами.
Ну и самое главное, я увидел целую когорту героев Пражской весны, властителей моих дум: Ота Шика, Иржи Косту, Радослава Селуцкого, Еугена Лебеля, Ивана Быстрину, Ивана Свитака, Милана Горачека и многих-многих других, около ста человек. Разумеется, был там и Ирка Пеликан.
Из чешских диссидентов я хочу выделить Милана Горачека, судьба которого на Западе хорошо характеризует нравы в чехословацкой эмиграции. Юношей Горачек в начале 1969 года переполз с товарищем через границу — в Западную Германию. За плечами у него не было ничего, не было, кажется, даже законченного высшего образования. И через несколько лет Пеликан доверяет ему редактирование немецкой версии «Листов», а еще через несколько лет он при содействии Пеликана и других чехословацких политэмигрантов становится депутатом бундестага от партии «зеленых».
В российской эмиграции такая карьера была бы решительно невозможна. Чтобы иметь поддержку российских политэмигрантов, надо было обладать всемирной известностью и радикально
Центральным событием конгресса стало выступление Ота Шика, в котором он подробно изложил идеи Пражской весны.
Зал — шикарный спортивный манеж местной сельской школы, приспособленный и для конференций, был переполнен. Люди сидели в проходах на полу и с напряженным вниманием слушали Ота Шика. Он говорил спокойно, неторопливо, но с большой внутренней силой, постепенно наэлектризовывая аудиторию. При первом беглом знакомстве Шик, на фоне остальных чехословаков, показался мне человеком не очень-то ярким, даже с административно-бюрократическим налетом. Но когда он поднялся на трибуну и начал говорить, я увидел перед собой совершенно другого человека. Стало понятно, что не случайно был он одним из главных врагов великой ядерной супердержавы. Слушая его, я физически ощутил, что так называемые чехословацкие события были настоящей революцией. Шик выступал по-немецки, но Пеликан синхронно переводил мне его речь.
На другой день Пеликан буквально заставил и меня выступить. Я считал себя совершенно никудышным оратором, но тут при дружеской поддержке чехов и словаков я вдруг обрел уверенность. Я рассказал о положении диссидентов, о советских рабочих и коротко о своем понимании, каким может и должен быть постсоветский строй в России. Выступление имело успех, на мой взгляд, незаслуженный. Сказалось здесь, видимо, то обстоятельство, что я был единственным на конгрессе представителем советской оппозиции, и большинство участников впервые видели перед собой советского политэмигранта. Руководители конгресса по просьбам участников организовали специальный семинар для меня, и зал был полон, и после выступления я еще часа два отвечал на вопросы.
Пеликан перезнакомил меня со всеми своими друзьями и даже организовал мне нечто вроде дискуссии с Ота Шиком по вопросу, как я уже рассказывал, о расширенном воспроизводстве в условиях рыночного социализма.
На конгрессе я познакомился также с преподавателями «вальдорфшуле», в основном это были немцы и голландцы, и работниками кооперативных предприятий и ферм, с членами маленьких коммун. (Представителей испанской федерации кооперативных предприятий «Мондрагон» на первом конгрессе не было. Они появились на втором конгрессе. Конгрессы проводились раз в году.)
Среди делегатов конгресса были люди самого разного возраста и разных профессий: ученые, рабочие, менеджеры, крестьяне, студенты, врачи, представители очень богатых кооперативов и бедные энтузиасты из только еще складывающихся коллективов, было несколько делегатов и из израильских кибуцев и очень много антропософов. Большинство делегатов конгресса отличали от наших диссидентских «конгрессменов» способность слушать друг друга, взаимное уважение, этакая мягкая серьезность, и тихий, я бы сказал, энтузиазм. Удивляла и манера дискутировать — без напряжения, без поднятия голоса, без ожесточения и самолюбия. Я видел в этих делегатах людей будущего во всех смыслах!
Основным языком конгресса был немецкий, и переводчиками с немецкого у меня были чехи и словаки, которые все знали немецкий (сказывалось долгое господство Австрии) и русский (сказывалось советское господство). С других языков мне по очереди переводили две голландские девушки, изучавшие русский. Здесь надо отметить, что в голландских школах в обязательном порядке преподают языки окружающих стран, и поэтому голландцы самые многоязыкие люди в мире. Но несмотря на изобилие переводчиков я все равно, конечно, страдал от своей одноязыкости. В бытовых вопросах, в магазинах, отелях и на транспорте я обходился примитивным английским.