Путешествие в Эдем

Лонгин Пётр

«Шестерки» Сталина угодливо и грубовато хихикают. Красногвардейцы весело ржут.

Во дворце Кшесинской опять зазвонил телефон.

ТРОЦКИЙ Троцкий!.. Ясно.

Вешает трубку, достаёт флажок, кидает в карту Петрограда. Флажок вонзается в нужное место. Звонки и броски продолжаются много раз подряд. Троцкий теряет силы. После очередного звонка он дрожащей рукой прицеливается флажком в карту. Карта в его глазах двоится. С большим трудом сфокусировав взгляд, Троцкий всё-таки кидает флажок, кое-как втыкающийся в карту. Троцкий,

качаясь, роняет телефон на пол, поправляет трубку, расстилает «Правду» на полу, кипу газет кладёт под голову и устраивается спать. Едва он начинает храпеть, в кабинет входит Каменев и тормошит Троцкого. Тот, проснувшись, ошарашенно озирается.

КАМЕНЕВ Лев Давыдович! Я пришёл… Чем могу помочь революции?

ТРОЦКИЙ (устало) А… Лев Борисович… Воткните флажок в район Финляндского вокзала и идите в зал заседаний… Хр-р-р-р…

Каменев втыкает флажок куда надо. Едва Троцкий уснул, в дверь входит Зиновьев и тормошит Троцкого.

ЗИНОВЬЕВ Лев Давыдович! Я пришёл!.. Чем могу помочь революции?

ТРОЦКИЙ (спросонок) А… Григорий Евсеевич… Воткните флажок в район Московского вокзала и идите в зал заседаний. (Широко и конвульсивно зевая) Вождь косяком пошёл на мою голову… Хр-р-р…

Зиновьев втыкает флажок в карту и на цыпочках удаляется.

Глава пятнадцатая. НОЧЬ, ПОСЛЕ КОТОРОЙ ДЕНЬ НЕ НАСТУПИЛ

Рахья отворил входную дверь собственным ключом и застал Владимира Ильича нервно рассекающим пространство спальной комнаты по диагонали.

— Това-ищ Яхья, — фальцетом резко прозвучал голос, застигнутого за пинанием по конспиративной комнате конспиративной чужой ушанки, вождя, — Скажите, кто-нибудь из членов ЦК знает, где я скъиваюсь?!.

— Никто, Влатимир Ильиць, — чётко отреагировал ординарец.

— И пъекъясно, — облегчённо вздохнул, усаживаясь в кресло, «поводырь всех слепых и костыль всех безногих» — Если что — бей-ежоного бог бей-ежет! А то ведь случись что, так — чёйт их всех знает!.. А как там дела в Пите-е?

— Неплох-хо, Влатимир Ильиць. Посьти весь город в насых руках!

— Как?!. Неужели? Не может быть! — ещё сильнее перепугался Владимир Ильич, на мгновение даже остолбенев. Затем резко вскочил и забегал вихрем по комнате…

— Немедленно уходим!

— Куда? — искренне удивился невозмутимый Рахья, — На новый конспират-тивный кфартир-ра?

Ленин резко остановился посреди комнаты и вдохновенно «выстрелил» пальчиком в потолок.

— Нет, това-ищ Яхъя! Мы идём в Смольный!

— Ка-ак, в С-смольный?.. Там оп-пасно-о! — завертел головой осторожный Рахья.

Но Ленин был уже сам одержим своим волшебным даром убеждения.

— Но, только пъедставьте себе на минуту, товаищ Яхья: йеволюция победила… А кто вождь?.. Тъёцкий?!. Нет, нет и ещё яз, извините, нет!

Ленин поднял с пола ушанку и нахлобучил себе на голову.

— Владимир Ильиць,

вы бы хоть записку написали для сёстры, — почти слезливо простонал Рахья Ильичу, уже хватающему с вешалки пальто с каракулевым воротником.

— Вейно! Чейтовски вейно!.. — умилился вождь своей гениальной рассеянности схватил ручку и лист бумаги, начал диктовать себе вслух.

— Ушёл… туда… куда… бы… вы… не… хотели, чтобы я… уходил… Несколько ко-яво, но исто-ически вейно!..

— А, подпис? — поинтересовался Рахья, проверяя револьверы.

— Минуточку… Ульянов… нет, Ленин… нет, Владимир Ильич… нет, просто — Ильич!

Жирным росчерком подписавшись «Ильич», Владимир Ильич даже оставил кляксу вместо точки.

На улицах было промозгло. С Василеостровской стороны тянуло сыростью и холодным ветром. Дойдя до трамвайной остановки, Рахья поспешил на уходящий трамвай и за руку потянул за собой Ленина.

Очутившись в пустом вагоне Владимир Ильич авторитетно огляделся и резко направился к вагоновожатой.

— Това-ищ вагоновожатая, а что это у вас так мало пассажиёв? — поинтересовался у женщины великий революционный конспиратор.

Вагоновожатая смерила взглядом плюгавенького недомерка в компании с крепкого вида невысоким мужиком, и сочла разумным ответить недомерку вежливо и обстоятельно.

— Да было-то много! Вот, матросики патрульные зашли документы проверить, заодно и ладони посмотрели… И всех, у кого мозолей на руках нет, вывели, болезных… и — в расход! Пьяненькие были…

Женщина даже хлюпнула носом, сделав вид, будто собирается заплакать; а недомерок вынул руки из карманов и уставился на свои белые гладкие ладони, как будто впервые их для себя открыл.

— Н-да-с! — произнёс он с чувством умеренного сарказма, — Классовые чистки в нашем деле — вещь необходимая, но… Бывают и в нашем деле некотоые пе-егибы… Куй-езы й-еволюции, так сказать! Това-ищ Йяхья, а не по-я ли нам выходить?..

Рахья и Ленин на ходу спрыгнули с подножки трамвая и пошли по тёмной улице. Чуть впереди светился окнами дом с красным фонарём над подъездом. Обгоняя Ленина и Рахью с винтовками наперевес и криками «Даёшь!» пробежали матросы.

— Това-ищи, вы куда — на штуйм Зимнего? — бодро поинтересовался Ильич, хватая одного из пробегающих за полу бушлата.

— Отстань, чучело! — отреагировал вооружённый матрос, — Не видишь, юнкеров из публичного дома выбиваем! Щас всех девок спроприируем на службу трудовому народу!..

Матрос вырвал у Ленина полу своего бушлата и побежал дальше. Его товарищи уже врывались в публичный дом…

Через минуту послышался визг! Зазвенело разбитое стекло! Из окна второго этажа вылетел юнкер в кальсонах и фуражке, энергично перебирая в воздухе ногами.

— Вы только посмот-ите, какой пой-ыв, какой йеволюционный энтузиазм, какое вейное классовое чутьё! — запричитал впечатлительный Владимир Ильич.