Путешествие в Эдем
Шрифт:
Младенец на мгновение замолкает, а потом начинает попискивать и гулить на мотив «Интернационала». К нему постепенно присоединяются остальные младенцы, их матери встают. Из-за их спин вырастает огромный Призрак Коммунизма и дирижирует. Младенцы поочередно высовывают личики из пелёнок.
Младенческие лица оказываются мордочками бесенят…
Над Петроградом бледный рассвет. Жутко воют собаки. Иван бредет по безлюдному Невскому, ссутулившись, бурно жестикулируя и разговаривая с самим собой. Из-за угла по кривой траектории, хромая на все четыре лапы, появляется шелудивое, хрипло-завывающее существо, напоминающее гиену, и бредёт к Ивану. Садится, задирает
СОБАКА Ву-у-у-у… Во-о-о-о… Во-о-о-оср… Во-о-о-о-о-о-о-оср… Воср-р!.. ВОСР! (хрипя, подыхает)
Иван подходит, останавливается перед трупом собаки. По правую руку Ивана туманно возвышается Казанский Собор. Причудливые тени видятся в проемах колоннады. Иван склоняется над трупом собаки.
ИВАН (заворожённо) О, гля! Бегут, бегут… А энти, гля, не бегут; скачуть, а не бегут! А энти, гля — никак дерутся?!. Гля, гля!.. Ну, ти-я-ятр…
Перед нами труп собаки. Наш взгляд — пристальный и долгий, кажется бесконечным. «Мир» собачьих шерстинок, проплешин, ссадин, язв, причудливо деформируется, приобретая черты «живой» географической карты. Это, несомненно, карта Российской Империи. Движение нашего взгляда проявляется, как обратное: мы удаляемся от России, от Земли… Мы летим среди скоплений звезд за пределы миллионов световых лет от России…
ОДИНОКИЙ ГОЛОС ИВАНА Пошёл правду искать — ан, душу потерял. Не там, видно, искал… Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго.
Вселенная меркнет, темнеет и гаснет…
«Чекисты на Рождество 1918 года — спустя пару месяцев после основных событий Петроградского переворота — отловили по ближайшим к Питеру деревням различный сомнительный и антиреволюционный элемент, заполонивший вокзалы, дороги и веси самой передовой в мире республики.
В числе прочих, стражи революции прихватили в застенки ГУБ ЧК странного индивидуума, с трудом поддающегося какой-либо социальной идентификации. Разумеется, этот поразивший их святоподобный и пронзительно близкий облик мог носить только коварный и жестокий враг…
Его взяли и расстреляли вместе с остальными богомольцами, по случаю мракобесного контрреволюционного праздника — Рождества Христова.
Злая и в чём-то закономерная ирония заключается в том, что арест и последующая казнь этого человека, отрекомендовавшегося „безумным Иваном“, были совершены, теми же людьми, с которыми несколькими неделями назад это самый Иван устанавливал большевистскую диктатуру в Петрограде… Приятели просто не узнали в нём своего соратника и расстреляли его за компанию с остальными на всякий случай.
Надо заметить, что он действительно сильно изменился. Какая-то непонятная хворь не только совершенно исказила его внешность, но и сделала его абсолютно другим человеком…»
Глава восемнадцатая. СЕМЬЯ ВУРДАЛАКОВ
Вы знаете Семёна Виленовича Вурдалака?..
У нас в Скотоугоньевске это человек номер один, как у вас в Санкт-Петербурге или в Москве какой-нибудь товарищ Полтавченко Георгий Сергеевич или Сергей Семёнович Собянин; как Владимир Владимирович Путин — для всей, не к ночи будь помянута, Российской Федерации…
Ого? — Ого-го!
Фамилия Вурдалак является самой известной у нас в городе Скотопригоньевске, переименованном в годы советской власти в г. Скотоугоньевск, и до сих пор сохраняющем это название.
Вурдалаки —
Кроме прочего, у Семёна Виленовича Вурдалака (хоть он и является самым активным членом партии «Единая Россия» в нашем регионе) имеется одна политическая «заначка»: в мечтах и на общественных началах, он фактически является лидером ныне малоизвестной политической партии «Богохранимая Россия», которая уверенно претендует на то чтобы заменить собой, изрядно и непоправимо дискредитировавшую себя, ныне действующую партию власти.
Семён Виленович спит и видит, как вскоре все, со всей страны, со своими денюжками побегут именно к нему! Даже сам, прости Господи, Владимир Владимирович…
А начинался взлёт этой героической семьи довольно просто — ещё в семнадцатом году. Пришёл как-то молодой Генрих Григорьвич Вурдалак вместе с революционным матросом Феликсом Давыдовичем Поршманом в буфет Финляндского вокзала заказать себе пива с раками, — а там Ленин из заграницы приехал…
Что я сказать хочу?.. А ничего; — и хрен бы с ними со всеми — и с лениными, и с прочими вурдалаками! Были когда-то и в России достойные люди, да всех, видимо, уже вурдалаки погрызли…
А рассказать я сильнее всего теперь хочу про свою любимую собаку. Умница и красавица. Профессор был бы с нею просто счастлив!
Волосы шевелятся на моей голове, когда я пытаюсь представить, что случилось бы, если бы моя волчарка Грета попала в руки к профессору Преображенскому, герою Булгаковского романа…
Рафинированная интеллигентность в сочетании с ненавязчивой естественностью, хорошим воспитанием, искренним глубоким интересом ко всему, что проявляет малейшие признаки наличия индивидуальности; красота, утончённость, живой интеллект — сделали бы её украшением любой артистической компании, литературного вечера или научной конференции.
Учитывая её ранний интерес и выдающиеся успехи в искусстве коммуникации, я думаю, она выбрала бы себе околохудожественную, искусствоведческо-филологическую стезю…
Была бы, скорее всего, преподавателем в университете — смолоду блистала бы в ореоле «надежды кафедры». Будучи всеобщей любимицей и секс-символом университета задавала бы ему общий культурный уровень и обеспечивала собственную неповторимую университетскую атмосферу. Разумеется, была бы индикатором и популяризатором хорошего вкуса среди неофитов (а вкус у Греты и сейчас безупречный: например, обожает Баха и Мусоргского, недолюбливает Чайковского и Венскую школу).
Разумеется, завела бы себе блог с грациозным и легкомысленным литературным никнеймом, отражающим аристократическую демократичность и бездну вкуса его владелицы. Была бы любима и популярна в интернете не менее, чем в реале… А всех матерщинников и ксенофобов банила бы беспощадно!
Боже, как многогранна, как удивительна жизнь…
Глава девятнадцатая. ЖИЗНЬ КАК ИГРА
На пешеходном тротуаре у решётки, огораживающей частную площадку перед домом, сидит беспородная собака, полными ненавязчивой преданности глазами внимательно разглядывающая проходящих мимо людей. Воробьиный щебет, жужжание шмеля, отдалённые голоса, смех, едва пробивающаяся откуда-то музыка. Звук мягко припарковавшегося поблизости автомобиля, из салона которого чуть слышно доносятся назойливые диджеевские интонации.